Автор «Службы кабаку» предпринял впервые за всю предыдущую историю древнерусской письменности смелый эксперимент, возможный только в преддверии Нового времени. Игра с языком, цель которой — смешение разных его пластов, виртуозное воспроизведение ритма и структуры наиболее известных гимнографических текстов, наполненных инородной лексикой с целью провоцирования смеха, — явление, ранее неизвестное в Древней Руси: «Вторжение смеха в письменность свидетельствовало о коренной перестройке русской культуры, о появлении литературного „мира навыворот”, смехового антимира».[3908] Включение «Службы кабаку» в контекст «смеховой культуры» и литературной пародии открывает новые перспективы для изучения такого феномена, который не имеет определенного места в современной системе ценностей.
Как определила В. П. Адрианова-Перетц, автор «Службы кабаку» положил в основу своего сочинения структуру и тексты великой и малой вечерни, — но поскольку в конце сочинения содержатся тексты и из служб утреннего богослужения и 1-го часа, то можно говорить о всенощной бдении как о «каркасе» для этого сочинения. Люди XVII в. без труда узнавали в сочинении, посвященной «пьянственному недугу», начальные слова стихир, славословий, поучений, читающихся на всенощной: автор придерживался последовательности текстов и специальной терминологии. Стих, стихира, стиховна, глас, запев, паремия, лития, тропарь, полиелей, величание, псалом, подобен, запев, прокимен, ирмос, икос, седален, кондак, лития, кафизма, светилен — эта терминология используется в «Службе кабаку» не хаотично, а в соответствии с порядком службы и жанром каждого из составляющих службу песнопений и чтений. Церковная служба — это сложное сочетание изменяемых и неизменяемых текстов, поэтому автор «Службы кабаку», задумав «праздник» в честь «новых мучеников, на кабаке пострадавших», чаще всего вспоминает, конечно, молитвословия в честь преподобных и мучеников, но пародирует все же общую схему, повторяющуюся в каждой подобной церковной службе. Эту схему автор произвольно распространяет достаточно известными текстами из других чинопоследований, следуя принципу включать в словесную игру то, что «на слуху», то, что всем доступно, — поэтому в составе «Службы кабаку» встречаются песнопения и из других служб до Страстной недели включительно.[3909]
Структуру текстов высокой книжности автор насыщал подробными, порой натуралистическими описаниями жизни завсегдатаев кабака. Основные приемы автора сатиры — полное изменение темы и содержанин богослужебного текста при сохранении его начальных слов, ритма и в ряде случаев, например при переделке молитв, — ключевых слов[3910]. Приведем примеры. В состав всенощного бдения входит трехчастная молитва-возглас с зачином «Приидите», неоднократно произносимая священником, дьяконом и чтецами, см.: «Приидите, поклонимся Цареви нашему Богу. Приидите, поклонимся Христу Цареви и Богу нашему. Приидите, поклонимся и припадем к самому Господу Иисусу Христу, Цареви и Богу нашему». Автор сатиры в соответствующем месте службы три следующих друг за другом фрагмента начинает со слова «приидите», иронично призывая прийти и тоже «порадоваться» за тех, кто «из добрыя воли» выбрал страдания, голод, «мраз» и «наготу»: «Приидете, всяк град и страна! Торжествуем мерских чмутотворец память мрачно <...>. Приидете, безумнии, и воспойте песни нелепые пропойцам, яко из добрыя воли избраша себе убыток! Приидете, пропойцы, срадуйтеся, с печи бросайтеся!». В шуточной прошении, обращенной к Хмелю: «Свяже, Хмель, свяже крепче, свяже пьяных и всех пьющих, помилуй нас, голянских», — автор воспроизводит количество слогов и ритм многократно произносимого на церковной службе «Трисвятого»: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас». Молитва «Сподоби, Господи, в вечер сей без греха сохранитися нам» превращается в молитву «Сподоби, Господи, вечер сей без побоев до пьяна напитися нам...». И таких примеров множество (см. комментарии).
Тексты поэтические и символические автор как бы «материализует»: слова теряют свой высокий и метафорический смысл и приобретают буквальный и бытовой, но не теряют при этом связь с хорошо известным книжным контекстом благодаря тому, что подчинены устойчивой структуре. Так, любой из читателей сатиры знал, что в определенные моменты церковных служб совершаются «выходы» духовенства за пределы алтаря, о чем сообщается в специальных уставных ремарках в богослужебных книгах, — и автор «Службы кабаку» также не забывает указать о «выходах» своих героев: «Таже выход из погреба с пивом...».
3908
Панченко А. М. Демократическая сатира. Древнерусский смех // История русской литературы. Т. 1. Л., 1980. С. 361.