— Штырь!
— Ась?
— Не хочешь ли пойти со мной на ограбление, прямо сейчас?
На лице рыжего парня изобразилось почтение, граничащее со священным трепетом.
— Хы, начальник!
— Хочешь?
— Ясное дело, начальник!
— Или, лучше сказать, — продолжил Джимми, — не хочешь ли совершить ограбление под моим руководством? Строго говоря, я приехал сюда в отпуск, но такой пустяк — это ведь не настоящая работа. Видишь ли, Штырь, — объяснил Джимми, — ты пришелся мне по сердцу. Жаль видеть, как ты растрачиваешь себя на грубую, топорную работу. Задатки у тебя хорошие, их только нужно немного отшлифовать. Я займусь твоим обучением. Не для всякого бы я это сделал, но просто обидно смотреть, как способный человек пропадает почем зря. Я хочу увидеть тебя в деле. Поедем куда-нибудь на окраину, и вперед! Не волнуйся, работай спокойно, как будто меня вовсе нет рядом. Я не жду от тебя слишком многого. Не в один день Рим строился. Когда закончим, я разберу некоторые из твоих ошибок. Ну как, согласен?
— Хы, начальник! Шикарно! А я знаю такое местечко, просто персик! Легкотня, как нечего делать. Мне один приятель наводку дал. Это…
— Вот и отлично. Погоди-ка минуточку.
Джимми направился к телефону. До его отъезда из Нью-Йорка Артур Мифлин жил в отеле недалеко от Вашингтон-сквер. Скорее всего, он и сейчас там обретался. Джимми набрал номер. Ночной телефонист был его старинным знакомым.
— Алло, Диксон, — сказал Джимми в трубку. — Это вы? Это Питт… Питт! Да, вернулся. Как вы угадали? Да, очень хорошо съездил. Мистер Мифлин дома? Лег спать? Ничего страшного, соедините меня, ладно? Отлично.
Вскоре на другом конце провода раздался сонный, недовольный голос мистера Мифлина.
— В чем дело? Кой черт тут звонит?
— Мой дорогой Артур! Где ты только набрался подобных выражений! Во всяком случае, не от меня.
— Это ты, Джимми? Какого…
— Силы небесные, что же ты скандалишь? Ночь только начинается. Артур, насчет нашего маленького дельца — помнишь, по поводу взлома. Ты меня слушаешь? Не возражаешь, если я возьму с собой ассистента? Не хотелось бы нарушать условия нашего соглашения, но тут подвернулся один парнишка, очень хочет пойти со мной, поучиться кое-каким приемам. Он тоже профессионал. Разумеется, не такого класса, как мы с тобой, но вполне неплохой работяга. Он… Артур! Артур! Какие грубые слова! Как я понял, у тебя нет возражений? Очень хорошо. Только не говори потом, будто я смухлевал. Спокойной ночи!
Джимми повесил трубку и повернулся к Штырю.
— Готов?
— А обувку на резиновом ходу одевать не будете, начальник?
Джимми раздумчиво сдвинул брови, как бы находя долю здравого смысла в предложении новичка. Он сходил в спальню и вернулся, обутый в легкие лакированные ботинки.
Штырь нерешительно кашлянул.
— А пушка вам не понадобится? — отважился он поинтересоваться.
Джимми отрывисто рассмеялся:
— Для меня в работе мозги важнее пушки. Идем!
Невдалеке от дома им попалось такси, как это всегда бывает в Нью-Йорке. Джимми усадил Штыря на заднее сиденье, и машина тронулась. Для Джимми Нью-Йорк заканчивался в районе Семьдесят Второй улицы. Дальше начинался Средний Запад — настоящее раздолье для опытного медвежатника. Пригород представлялся ему отдаленной унылой местностью, дурно или вообще никак не освещенной, где изредка попадаются полусонные полицейские.
От такой роскоши, как поездка в такси, Штырь на несколько миль лишился дара речи. Оказавшись, по своим приблизительным расчетам, в достаточно удаленной части Америки, Джимми расплатился с водителем. Тот принял деньги с великолепной надменностью, свойственной всем таксистам на свете. У человека менее возвышенного могло пробудиться любопытство при виде двух пассажиров, настолько не совместимых между собой, но таксист закурил сигарету и поехал восвояси, не проявив к ним ровно никакого интереса. Можно подумать, ему каждый день приходилось возить джентльменов, одетых как для светского раута, в компании лохматых молодых людей в свитерах безумной расцветки, и все это в три часа утра.
— А теперь, — сказал Джимми, — мы пройдемся и осмотримся по сторонам. Выбор места за тобой, Штырь. Кажется, ты говорил, что знаешь подходящий дом? Это где-нибудь поблизости?
Штырь взглянул на номер улицы.
— Пройтись-таки придется, начальник. Зря вы отослали такси.
— А ты хотел подъехать прямо к двери? Очнись, мой милый!
Они двинулись на восток, удаляясь от Бродвея. Джимми слегка удивило, что эта вечная улица тянется так далеко. Раньше ему просто в голову не приходило поинтересоваться, что происходит с Бродвеем после Таймс-сквер.
Вдали от центра было потемнее, но все-таки слишком светло, по мнению Джимми. Впрочем, эти вопросы он оставил целиком на усмотрение своего спутника. Вероятно, у Штыря имеются свои методы соблюдения незаметности передвижений.
Штырь тем временем брел себе, и брел, и в конце концов остановился возле не такого уж маленького домика.
— Во, здеся! — объявил он. — Это мне один друган подсказал. Я и не знал, что он мне друг, а он взял да и навел меня на эту халабуду. Я думал, он зуб на меня припас еще с той недели. Мы тогда с ним поцапались, не помню уже, об чем. Я думал, он мне теперь устроит, а тут мы с ним случайно встретились, и он мне дал наводку на это местечко.
— Адово пламя, — пробормотал Джимми, — какое великодушие!
Одинокая капля дождя упала ему на макушку. В следующее мгновение дождь хлынул потоком.
— Вопрос решился сам собой, — сказал Джимми. — Теперь нам придется вломиться в дом хотя бы для того, чтобы спрятаться от дождя. Задело, дружок!
Очень кстати подвернулось окошко, расположенное совсем невысоко над землей. Штырь вытащил из кармана маленькую бутылочку.
— Что это? — осведомился Джимми.
— Патока, начальник, — почтительно ответил Штырь.
Он вылил содержимое пузырька на листок бумаги и крепко прижал бумагу к оконному стеклу. Затем извлек какой-то короткий стальной инструмент и резко стукнул по бумаге. Стекло треснуло почти неслышно. Бумага отделилась от окна, оставив неровное отверстие. Штырь просунул туда руку, открыл задвижку и тихонько поднял раму.
— Элементарно, — прокомментировал Джимми. — Элементарно, но вполне действенно.
Оставалось еще справиться со ставнями. На это ушло чуть больше времени, но в конце концов Штырь одолел их методами убеждения.
— Основы ты усвоил неплохо, — похвалил ученика Джимми. — А это, в конце концов, уже полдела. Каждому новичку я даю один и тот же совет: «Не спеши сразу бегать, сперва научись ходить». Для начала нужно освоить азы нашего искусства. Еще немного подучиться, и ты достигнешь приличного уровня. Ну что ж, полезай!
Штырь осторожно перевалился через подоконник. Джимми влез следом за ним, зажег спичку и отыскал выключатель. Они находились в гостиной, обставленной на удивление со вкусом. Джимми ожидал увидеть обычное уродство, но в этом доме все было подобрано великолепно, от обоев до самых мелких безделушек.
Тем не менее дело есть дело. Некогда стоять и любоваться на художественное оформление жилых помещений. Нужно еще вырезать на двери заглавную букву Д. Незачем тянуть, лучше уж покончить с этим побыстрее.
Джимми шагнул к двери, и тут где-то в глубине дома залаяла собака. К ней присоединилась другая. Соло превратилось в дуэт. От шума закладывало уши.
— Хы! — воскликнул Штырь.
Пожалуй, это замечание полностью отражало сложившуюся ситуацию.
Байрон говорит: «Отраден честный лай большого пса».[6] С точки зрения Джимми и Штыря, честный лай двух больших псов — это было немного чересчур. Штырь выразил свое отношение к происходящему, рванувшись к открытому окну. К сожалению, безупречно выполнить маневр не удалось. Как оказалось, пол комнаты был покрыт не ковром, а маленькими ковриками, разбросанными в художественном беспорядке, под ковриками же он был натерт до блеска. Штырь ступил на один из таких островков, и это его сгубило. Никакие мускулы не спасут человека в подобной ситуации. Коврик поехал. Ноги Штыря взлетели в воздух. Мимолетным метеором мелькнула рыжая голова, и в следующий миг Штырь приземлился на спину с грохотом, от которого сотрясся дом. Даже в эту критическую минуту в сознании Джимми успела промелькнуть мысль: сегодня у Штыря определенно неудачный день.