Уилсон выслушал все это серьезно и почтительно и собрался было выйти, но Ролло еще не закончил.
— Цветы, Уилсон, — многозначительно произнес он.
— Я вас понял, сэр. Немедленно ими займусь.
— Понимаете, к чему я клоню? Третья неделя, Уилсон.
— В самом деле, сэр?
На какое-то время Ролло погрузился в то, что он назвал бы раздумьем.
— Очаровательная девушка, Уилсон.
— В самом деле, сэр?
— Видели представление?
— Еще нет, сэр.
— Обязательно посмотрите! — воскликнул Ролло. — Послушайтесь моего совета и сходите на него поскорее. Я уже две недели сижу на одном и том же месте, в первом ряду партера.
— Вот как, сэр?
— Взгляды, Уилсон! Старый добрый график.
— Есть результаты, сэр?
— Пока все идет как надо. В субботу вечером она посмотрела на меня пять раз. Восхитительная девушка, Уилсон. Милая, спокойная, не то, что другие. Первый раз я встретил ее в ресторанчике, у Одди. Такие девушки сейчас — большая редкость. Вам она тоже понравится.
— У меня нет ни малейших сомнений в вашем вкусе, сэр.
— Вы сами ее увидите сегодня вечером. Если этот тип у служебного входа попытается помешать вам, суньте ему полкроны, или еще что-нибудь, и скажите, что вам нужно увидеть ее лично. Вы внимательны, Уилсон?
— Надеюсь, сэр.
— Понимаете, я хочу, чтобы вы внимательно посмотрели, как она примет цветы. Пусть она прочитает записку в вашем присутствии. Мне пришлось потрудиться, Уилсон. Это очень хорошая записка. В ней все ясно написано. И непременно проследите за выражением лица.
— Прослежу, сэр. Извините, сэр.
— Что еще?
— Чуть не забыл вам доложить. Незадолго до вашего прихода звонил мистер Галлоуэй.
— Как! Он в Англии?
Мистер Галлоуэй имел обыкновение время от времени посещать Великобританию, чтобы посовещаться с управляющим лондонским филиалом. Ролло уже привык, что ему об этих визитах не сообщают.
— Он прибыл два дня назад на борту «Балтики», сэр. Оставил вам сообщение, что проведет в Лондоне неделю и будет рад, если вы завтра пообедаете с ним в ею клубе.
Ролло кивнул. В подобных случаях он беспрекословно поступал в распоряжение дяди, чьи приглашения приравнивались к королевским приказам. В сущности, хорошо, что тот приехал сейчас. Если бы он появился через неделю или две, это сильно сместило бы график.
Клуб, к которому принадлежал Король Подтяжек, находился в роскошном, но унылом здании на Пэлл-Мэлл. Там царили мягкие ковры, неяркий свет и приглушенные звуки. Серьезные пожилые джентльмены бесшумно двигались туда и сюда или молча размышляли, погрузившись в глубокие кресла. Иногда посетитель чувствовал себя как в соборе, иногда — как в турецкой бане, а время от времени появлялось ощущение, что ты в приемной чрезвычайно преуспевающего дантиста. Все это было величественно, но наводило тоску.
Ролло провели в курительную, где его ждал дядя. Дяди этого было много. Горе, гложущее его сердце, не уменьшило размеров жилета, который появлялся раньше, чем его владелец, как Бирнамский лес[58] перед армией Макдуффа. Упитанная рука сжала руку племянника.
— А, мой мальчик! — весело пробасил мистер Галлоуэй. — Рад, что ты пришел.
Мы не станем утверждать, что Ролло посмотрел на дядюшку с интересом — он ни на кого не смог бы посмотреть с интересом, но лицо его приняло озадаченное выражение. То ли сердечность рукопожатия, то ли необычайная жизнерадостность голоса показывали, что с Королем Подтяжек произошла странная перемена. Последние несколько лет Ролло казалось, что сто с лишним килограммов мистера Гал-лоуэя выкованы из железа. Вид его словно говорил о том, что музыка жизни для него давным-давно умолкла. Неужели он поставил другую пластинку? Вроде бы да…
От длительных размышлений у Ролло начиналась мигрень. Поэтому он решил больше не думать.
— У вас прежний шеф-повар? — осведомился он. — Толковый тип! Люблю здесь обедать.
— Здесь?! — мистер Галлоуэй окинул дремлющих обитателей презрительным взглядом. — В этом забытом Богом мавзолее? Я уже сообщил, что выхожу из клуба. Если мне захочется чего-нибудь в этом роде, поеду в Париж, навещу тамошний морг. Банда старых проходимцев! Я заказал столик у Романо. Бери пальто и пойдем.
В кебе Ролло понял, что головной боли не избежать. Каковы бы ни были последствия, все это требовалось обдумать. Дядя весело болтал. Один раз он даже издал громкий возглас, полузабытый студенческий клич, словно вытащенный из туманных глубин прошлого. Племянник удивлялся. Так свернули они на Стрэнд[59] и остановились у дверей ресторана.
Мистер Галлоуэй знал толк в еде. Он уже давно понял, что человеку, производящему подтяжки, необходимо поддерживать силы. Поэтому трапеза далеко не сразу превратилась в пир духа.[60] Только когда они покончили с едой и закурили сигары, дядя заговорил о том, что не имело отношения к гастрономии.
И вот тут-то, когда он обратился к высоким материям, беседа не просто поднялась на новый уровень, а буквально взлетела в заоблачные сферы.
— Ролло, — сказал он, выпуская колечко дыма, — ты веришь в родство душ?
Ролло, который в это время потягивал бренди с ликером, в удивлении отставил бокал. Голова его слегка кружилась от сухого шампанского, и он решил, что ослышался.
Мистер Галлоуэй повысил голос:
— Мой мальчик, — произнес он, — сегодня, впервые за много лет, я словно помолодел. А вообще-то не так уж я и стар! Люди, старше меня в два раза, женятся.
Строго говоря, это не совсем соответствовало истине, если, конечно, речь не шла о Мафусаиле,[61] но, возможно, мистер Галлоуэй выразился фигурально.
— В три раза старше, — заявил он, откинувшись назад, не заметив за дымом встревоженный взгляд племянника. — В четыре раза! В пять раз! В шесть…
Тут он несколько смешался, однако взял себя в руки. Ударяет в голову, это шампанское! С ним надо бы поосторожнее…
Он кашлянул. Ролло помолчал.
— Вы, — пролепетал он наконец. — Нет, не может быть… Вы собираетесь жениться?
Мистер Галлоуэй все еще смотрел в потолок.
— Болтают всякую чушь, — свирепо прорычал он. — Видите ли, человек принизит себя, женившись на актрисе! Вчера я познакомился с актрисой на ужине. Более очаровательной и рассудительной девушки я вообще не видел. Это вам не безмозглые глупышки, которые не отличат омара по-ньюбургски[62] от жаркого из дикой утки и предпочитают сладкое шампанское. Нет, сэр! Это вам не жеманные притворщицы, прикидывающиеся, что они раз в день съедают ложечку бульона. Нет, сэр! Прекрасный, здоровый аппетит. Ест с удовольствием и разбирается в еде. Честное слово, мой мальчик, до этой встречи я не подозревал, что женщина может разумно рассуждать о баварском креме.[63]
Он прервал восторженную речь, чтобы зажечь потухшую сигару.
— Да, есть она умеет! — возобновил дядя свой рассказ, и голос его дрогнул под напором эмоций. — Она сама мне сказала, что может та-ак приготовить курицу… На край света пойдешь, чтобы попробовать. — Дядя помолчал, поддавшись чувствам. — И гренки по-валлийски,[64] — с благоговением добавил он. — Да, гренки! И только потому, — гневно вскричал он, — что она честно зарабатывает себе на жизнь, выступая в комической опере, лицемерные идиоты скажут, что я свалял дурака! Ну и пусть, — объявил он и, выпрямившись, сердито посмотрел на Ролло. — Ну — и — пусть! Я еще покажу им, что Эндрю Галлоуэй, не из тех, кто… не из тех… — он запнулся. — Ну, в общем, я им покажу, — завершил он свою тираду.
Ролло уставился на него, открыв от изумления рот. Его ликер обратился в полынь.[65] Столько лет он этого страшился! Поистине, гони природу в дверь, она влезет в окно.[66] Питтсбургский миллионер останется питтсбургским миллионером. Целых одиннадцать лет дядя с видимым успехом противостоял зову чувства, но, в конечном счете, природа победила. Его слова могли означать одно — Эндрю Галлоуэй собрался жениться на хористке.
58
59
60
61
62
63
66