Спустя два года после написания этих строк и полгода после цитируемого письма, Бухарин, Рыков и Томский выступают с открытой критикой чрезвычайных мер по изъятию хлеба у крестьян. Эта “тройка” хорошо известна, став олицетворением правых. О ней, в частности, пишет Сталин Молотову 5 декабря 1929 года. Но это вовсе не “Р.+Ор.+В.”…
Действительно, у Сталина нет никаких оснований прятать за сокращениями фамилии Бухарина или Томского. “Святая тройка”, беспокоящая его, опасна тем, что помимо (предположительно) Рыкова, не случайно, как убежденного оппонента, поставленного тут на первое место, в ней оказались люди, близкие Сталину.
Трудно за характеристикой: “Ор. “хороший парень”, но политик он липовый. Он всегда был “простоватым” политиком”, — не узнать вспыльчивого и увлекающегося Серго, Г.К. Орджоникидзе. Не зря Сталин подчеркивает его политическую наивность: страна и партия вступают в период, сходный с объявлением нэпа и связанный с его свертыванием, когда лишь стратегически выверенная политическая линия позволит определить актуальные тактические шаги. Не политик (не теоретик) Орджоникидзе легко может занять неверную позицию…
Если мы примем в качестве гипотезы Рыкова и Орджоникидзе, то последний персонаж расшифровывается без труда. “В” — К.Е. Ворошилов. “…Должно быть, просто не в духе” может означать деликатную форму констатации того, что “В” вообще не понимает, сколь принципиальны разногласия между правыми и сталинцами, не чувствует самой природы этих разногласий.
Реальным и веским обоснованием этих соображений можно считать только анализ выступлений и голосований перечисленных лиц в конце весны — в начале лета 1927 года. Только это позволит прояснить, что означают слова о “комбинировании” “Р”. Ярким, хотя и косвенным подтверждением такой расшифровки могут служить слова Бухарина, сказанные им спустя год — в июле 1928-го в беседе с Каменевым: Ворошилов, Орджоникидзе и Калинин уже “изменили” мне (См.: Шубин А.В. Вожди и заговорщики. М., 2003. С. 175), т. е. сошли с околоправых позиций. Очевидно, Сталин и Молотов сделали заблаговременно выводы и приняли меры. Благожелательный нейтралитет по отношению к правым сменился у перечисленных товарищей твердой контрпозицией.
Если такое прочтение сталинского письма соответствует истине, то интереснее всего в нем даже не оценки ближайших соратников, в особенности Серго (кстати, доверившийся Каменеву простак Бухарин после опубликования его умствований услышал именно от глубоко уязвленного Орджоникидзе: “Как неприлично, как некрасиво лгать на товарищей” (Там же. С. 194)). Гораздо важнее, на наш взгляд, другое: “всесильный тиран” в самых принципиальных вопросах не всегда мог рассчитывать даже на самых близких людей. Как тут не вспомнить Ильича, столкнувшегося с саботажем Каменева и Зиновьева накануне Октября, уже в ноябре 1917-го принявшего политические отставки первых наркомов, неимоверными усилиями, едва не в одиночку “продавившего” заключение спасительного для Советской власти “позорного мира”. Быть может, понимая это, стоит отрешиться от мещанских стереотипов толкования сталинских прошений об отставке только как политической игры и увидеть за ними интеллектуальное и нравственное одиночество ответственного за все политика, подчас переходящее в отчаяние?
Письмо В.М. Молотову и Н.И. Бухарину 27 июня 1927 года
Дорогие Вячеслав и Николай!
1. Получил ваши последние письма (24/VI) и постановление ПБ об АРК (Англо-русский комитет профсоюзного движения. — Ред.). Крошите “их” хорошенько (я говорю о Генсовете), не крикливо, а основательно. Они могут порвать, чтобы “доказать” свою “независимость” от Москвы. И заслужить похвалу Чемберлена. Но они проиграют теперь на разрыве больше, чем в период угольной забастовки, т. к. реально вставшая опасность войны задевает всех рабочих и задевает глубже. Они постараются отыграться на расстрелах, но надолго не хватит этого, особенно, если вы постараетесь дать обоснованную декларацию на этот счет. Следовало бы прямо бросить “им” в лицо, что они помогают своим хозяевам начать и провести войну…
2. О Фыне я уже писал в шифровке. По всем видимостям, сообщение о Фыне соответствует действительности. Боюсь, что Ухан сдрейфит и подчинится Нанкину. Из-за Бородина (если Ухан захочет его снять), конечно, спорить с Уханом не стоит. Но нужно всемерно настаивать на неподчинении Ухана Нанкину, пока есть возможность настаивать. Ибо потерять Ухан, как отдельный центр, значит, потерять, как никак, некий центр революционного движения, потерять возможность свободных собраний и митингов рабочих, потерять возможность открытого существования Компартии, потерять возможность открытой революционной прессы, словом, потерять возможность открытой организации пролетариата и революции. Уверяю, что стоит из-за этого отдать Ухану лишних 3–5 миллиона, лишь бы иметь заручку, что Ухан не сдается на милость Нанкину и деньги не пропадут зря.
3) Я получил на днях телеграмму Вантин-Вея (Ван Цзинвея. — Ред.) и дал свой довольно большой ответ. Прочтите и сообщите коротко ваше мнение.
4) Насчет Лозовского не возражаю.
5) Насчет целесообразности “оформления” отношений с ЧКШ сомневаюсь. Аналогия с Чанзолином (Чжан Цзолинем. — Ред.) не подходит. Чанзолина признали мы 3 года назад. Если стоял вопрос теперь, мы его не признали бы официально. Признать теперь (сейчас) ЧКШ, значит нанести удар Ухану (Ухан еще существует) и сделать вызов Чжанзолину (вспомните КВЖД). Лучше подождать с ЧКШ и оставить status.
6) То, что Р. ударился в левизну, неудивительно. Это значит он потерял на минутку возможность “комбинировать”, “маневрировать” и т. д. А Микоян — утенок в политике, способный утенок, но все же утенок. Подрастет поправится.
Ну, жму руки.
27/VI-27
И. Сталин.
Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925–1936 гг. С. 103–105.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5388.
ПРИМЕЧАНИЕ
24 июня 1927 года ПБ приняло предложения Комиссии ПБ о необходимости созыва Пленума ВЦСПС и принятия на нем декларации, критикующей позицию Генсовета, которая ведет к срыву АРК и поддержке политики консервативного правительства. Политбюро предложило также ответить в декларации “на резолюцию Генсовета о расстреле в СССР двадцати белогвардейцев” (имелся в виду приговор коллегии ОГПУ от 9 июня 1927 года по делу 20 двадцати деятелей монархического подполья, нелегально проникших в СССР в 1926–1927 годах и обвиненных в терроризме).
10 июня 1927 года на секретном совещании с уханьскими лидерами главнокомандующий вооруженными силами национального правительства Фэн Юйсян поставил условием союза с Уханем разрыв последнего с коммунистами. 21 июня после встречи Фэн Юйсяна с Чан Кайши было объявлено об их намерениях действовать совместно. В телеграмме Уханьскому правительству он потребовал уволить политического советника ЦК Гоминдана Бородина, присланного из Москвы еще в 1923 году, и подчиниться Нанкину.
28 июня ПБ решило послать в Ханькоу следующую телеграмму: “…Блок Фына с Чан Кайши есть фактический блок против действительно народной революции. Генералы пытаются задушить крестьянское и рабочее движение, кончить дело компромиссом с империалистами, поставив Китай под экономический протекторат империализма, и обеспечить на новой основе власть крупных капиталистов и помещиков, заключив компромисс и с феодалами и милитаристами. Заключенный Фыном за спиной Гоминдана блок с изменником Чан Кайши есть удар в спину революции, поэтому необходимо, чтобы Уханпра открыто разоблачило тактику Фына и потребовало от всех сторонников нацпра безоговорочного отмежевания от предавшего революцию Фына, поэтому мы считаем необходимым: 1) Фыну заявить, что ввиду занятой им позиции против революционного движения крестьян и рабочих и заключения соглашения с Чан Кайши Коминтерн прекращает с ним отношения; 2) предложить Ухану отозвать советников из армии Фына; 3) дальнейшей помощи Фыну не оказывать.