— Достаточно двух слов: вы будете атакованы с суши и с моря.
— Черт возьми, в таком случае это настоящая экспедиция.
— Дон Ремиго хочет разбить вас.
— Он прав. Мне также сильно этого хочется, — сказал дон Маркос, потирая себе руки.
Контрабандисты были так далеко, что они не слыхали того, что говорил их начальник, но они видели его жесты.
По этому потиранию рук, верному признаку близкой опасности, они обменялись шепотом несколькими словами, для того чтобы ободрить друг друга и смело дать отпор.
— Кто атакует нас с моря?
— Эх! Разве вы не знаете? Корабль «Искупление».
— Уверены ли вы в этом? — воскликнул он.
— Пардье! — возразил другой. — Он лавирует с наветренной стороны мыса от захода солнца и обменивается сигналами с землею.
— Хорошо, за дело же! — расставшись со своим эмиссаром, от которого он наверное узнал все, что ему нужно было знать, он быстро подошел к контрабандистам, сгруппировавшимся на краю скалы.
— Ребята, спусти два слитка! — крикнул он.
Тогда несколько человек схватили несколько реат, связанных одна с другой и составивших веревку почти в сорок метров длины; они опустили в бездну тот конец ее, к которому были прикреплены два последних слитка, и потихоньку опускали этого нового рода веревку, пока хриплый голос, раздавшийся снизу, не дал знать, что слитки спущены на землю.
Тогда они натянули веревку и укрепили ее за обломок скалы.
Дон Маркос убедился в том, что веревка была туго натянута; он подал сигнал.
Тогда контрабандисты спустились один за другим на край скалы и, цепляясь ногами и руками за веревку, опустились к ее основанию.
Следует сказать, что реата — то же самое, что гаучосы называют лясо; единственное отличие состоит в том, что она делается не из пряжи, а из коровьей кожи, сплетенной и смазанной салом, отчего она становится чрезвычайно гибкой и удобной. Это была не ребяческая шалость — спуститься по этой веревке с высоты в тридцать метров ночью и при ветре, который, несмотря на все усилия тех, которые натягивали ее снизу, сильно раскачивал ее.
Надо для этого было иметь ловкость, силу и храбрость, какими были одарены эти отважные авантюристы, чтобы спуститься таким образом, не рискуя разбиться об скалы.
В то время как его товарищи цеплялись один за другим за веревку с той веселой беспечностью, которую придает привычка к опасности, дон Маркос подошел к Альбино.
— Не раздумали ли вы следовать за нами? — спросил он его насмешливо.
— Нет, я ни за что не откажусь, — ответил тот ясно.
— Хорошо! Я знал, что вы не отступите, — произнес дон Маркос серьезно. — Теперь еще один вопрос.
— Слушаю.
— Могу ли я положиться на вас?
— Как на самого себя.
— Сегодня вечером я разыграю последнюю партию, которая тянется уже несколько лет; она должна быть разыгранною, может быть, мне понадобится друг.
— Я весь ваш, — откровенно ответил молодой человек.
— Поймите хорошенько меня; недоразумение может быть гибельно для меня и для вас; вы должны слепо повиноваться мне и исполнять каждое мое слово, каждый знак.
— Я стану повиноваться вам.
— Какие бы не произошли от этого последствия?
— Да.
— Вы обещаете мне это?
— Я клянусь вам честью, — твердо ответил молодой человек.
Дон Маркос протянул ему руку.
— Благодарю, — сказал он ему с волнением, — я верю вашему слову; но не забудьте, что в том, что произойдет, вы имеете более интереса, чем я сам. Ну, идемте, — добавил он, не давая ему времени потребоватьобъяснения этих таинственных слов, — мы остались одни; ваша очередь спускаться.
— А вы?
— Я спущусь последним, мне следует отвязать реату. Идите, идите, мы и без того потеряли уже много времени.
Дон Альбино переполз на ногах и на руках через скалу совершенно так же, как до него сделали это контрабандисты; он крепко ухватился за реату и, молясь мысленно Богу, соскользнул в зиявшую под ним бездну.
Он спустился скорее, чем ожидал, но благополучно, и молодой человек тотчас же очутился среди контрабандистов, которые приняли его, так сказать, в свои объятия.
Итак, дон Маркос остался один на вершине скалы. Убедившись в том, что его юный товарищ спустился на землю здравым и невредимым, он вынул из-за пояса пистолет и, обратившись спиной к морю, выстрелил три раза.
Не более как через две минуты три ракеты, взвившиеся во мраке одна за другой, дали ему знать, что его сигнал заметили и поняли.
— Хорошо! — проворчал он. — Теперь они предупреждены; все идет хорошо.