— Посмотри-ка на меня, — продолжал незнакомец. — Узнаешь?
— Нет. Незнакомец выхватил из костра пылающую головню, поднес ее к своему лицу и повелительно произнес:
— Смотри хорошо, Кидд!
— Твердая Рука! — невольно отшатнувшись, глухим голосом воскликнул бандит.
— Наконец-то узнал меня! — с язвительной усмешкой произнес незнакомец.
— Что прикажете. Твердая Рука?
— Ничего. Ты слышал наш разговор?
— До единого слова.
— Что ты об этом думаешь? Разбойник молчал.
— Говори, не стесняйся. Я разрешаю. Разбойник продолжал хранить молчание.
— Ты будешь, наконец, говорить? Приказываю тебе, слышишь?
— Что же, — неверным голосом заговорил разбойник, — я думаю так: раз уж враг попался, надо убить его.
— Это, действительно, твое мнение?
— Да!
— Что вы теперь скажете, дон Руис? — спросил Твердая Рука.
— Скажу, что не могу и не должен мстить своему бывшему противнику. О, конечно, в бою, обороняясь от нападения, я бы ничуть не постеснялся прикончить его. Но сейчас он безоружный пленник, и не моя рука должна покарать его.
— …что, раз мы лишены возможности передать этого человека в руки правосудия, нам следует отпустить его на все четыре стороны.
— Надеюсь, вы хорошо взвесили все последствия такого решения?
— Это решение подсказано мне моей совестью.
— Будь по-вашему, — сказал незнакомец и обратился к разбойнику, который в течение всего разговора не проронил ни слова, хотя его глаза беспокойно перебегали от одного собеседника к другому. — Встань! — сказал незнакомец. Бандит встал.
— Посмотри-ка на меня, — продолжал незнакомец. — Узнаешь?
— Нет.
Незнакомец выхватил из костра пылающую головню, поднес ее к своему лицу и повелительно произнес:
— Смотри хорошо, Кидд!
— Твердая Рука! — невольно отшатнувшись, глухим голосом воскликнул бандит.
— Наконец-то узнал меня! — с язвительной усмешкой произнес незнакомец.
— Что прикажете, Твердая Рука?
— Ничего. Ты слышал наш разговор?
— До единого слова.
— Что ты об этом думаешь?
Разбойник молчал.
— Говори, не стесняйся. Я разрешаю.
Разбойник продолжал хранить молчание.
— Ты будешь, наконец, говорить? Приказываю тебе, слышишь?
— Что же, — неверным голосом заговорил разбойник, — я думаю так: раз уж враг попался, надо убить его.
— Это, действительно, твое мнение?
— Да!
— Что вы теперь скажете, дон Руис? — спросил Твердая Рука.
— Скажу, что не могу и не должен мстить своему бывшему противнику. О, конечно, в бою, обороняясь от нападения, я бы ничуть не постеснялся прикончить его. Но сейчас он безоружный пленник, и не моя рука должна покарать его. Сквозь маску суровости, которую Твердая Рука придал своему лицу, невольно вспыхнула радость, вызванная этими благородными чувствами, так безыскусно выраженными. Снова воцарилось молчание, в продолжение которого каждый из этих трех людей ушел в свои мысли. Наконец, Твердая Рука обратился к бандиту, который стоял в прежней позе невозмутимого и безучастного ко всему происходящему человека.
— Ступай. Ты свободен, — сказал Твердая Рука, освобождая бандита от пут. — Но помни, Кидд: этому кабальеро, но не мне, угодно было простить тебя. Я ничего не забыл. Ты меня знаешь. Берегись же снова очутиться на моем пути! В другой раз не отделаешься так легко от справедливого возмездия. А теперь ступай!
— Ладно, Твердая Рука, запомню, — ответил Кидд не без затаенной угрозы, прозвучавшей как прощальное приветствие тем, кто подарил ему жизнь.
И, нырнув в кусты, он бесследно исчез.
Глава III
БИВАК[10]
Несколько минут до них еще доносился треск кустарника, ломающегося под ногами убегавшего во всю прыть бандита.
Наконец, все смолкло.
— Можете не сомневаться: теперь уж вы наверняка нажили себе в прерии непримиримого врага, — глядя исподлобья на дона Руиса, заговорил Твердая Рука. — Ну что же… вы этого хотели, ибо, надеюсь, вы не так наивны, чтобы рассчитывать на благодарность подобного негодяя?
— Мне жаль его, если он возненавидел меня за добро, оказанное ему мною в уплату за зло, которое он намеревался причинить мне. Но я не мог поступить иначе: я действовал по велению моей совести.