— Как ты смеешь, негодяй! — воскликнул алывасил, замахнувшись хлыстом.
Но индеец отпарировал удар своей дубиной и так дернул за узду мула, что тот мгновенно вздыбился, к великому ужасу его всадника.
— Берегитесь, сеньор, — сухо произнес индеец. — Вы позволяете себе называть меня Хосе и обращаться со мной, как со скотом. Но мы находимся сейчас не в ваших цивилизованных городах, мы в дикой прерии; здесь, на родной земле, я твердо стою на ногах и не позволю оскорблять себя! Можете называть меня дуралеем или идиотом — меня мало трогает ругань человека, которого я глубоко презираю. Но при первой же вашей попытке ударить меня я всажу вам в самое сердце нож! Запомните это, ваша милость!
Тут перед глазами испуганного служителя правосудия блеснул нож, голубоватое лезвие которого зловеще сверкало.
— Вы с ума сошли, Хосе! — возразил алывасил, прикидываясь спокойным, хотя сердце его забилось от страха. — У меня не было и никогда не будет никакого намерения оскорбить вас. Отпустите же, Бога ради, моего мула, и давайте мирно продолжать наше путешествие!
— Вот это хорошо сказано! — произнес индеец со смешком. — Так и надо разговаривать, если хотите, чтобы мы остались добрыми друзьями до конца нашего путешествия. И, отпустив мула, индеец как ни в чем не бывало снова пошел вперед тем беглым шагом, секретом которого владеют одни индейцы. Они могут шагать так в продолжение целого дня, поспевая за рысью коня и нимало при этом не уставая. Кидд отчетливо слышал весь разговор с того места, где он притаился.
«Какие дьявольские дела могут быть у этих филинов с доном Руфино?» — ломал он себе голову.
Внезапно он встрепенулся: в его изобретательной голове созрело какое-то решение. Дав всадникам отъехать, но не так далеко, чтобы невозможно было догнать их, он вскочил на лошадь и помчался вдогонку за ними.
На повороте тропы он увидел их на небольшом расстоянии от себя. Всадники, услышав позади себя топот коня по высохшей и отвердевшей земле, тревожно оглядывались. Как ни старался Кидд придать себе вид порядочного человека, он не мог ввести в заблуждение этих опытных полицейских ищеек. Они сразу признали в нем того, кем он был на самом деле, то есть бандита. Но в Мексике, так же как и во многих других так называемых цивилизованных странах, полицейские и бандиты умеют при случае прекрасно ладить друг с другом. И не находись они в столь глухом месте, дон Порфиадо Бурро (так звали старшего алывасила) не имел бы ничего против встречи с этим рыцарем большой дороги. А тот продолжал двигаться вперед, красуясь и хорохорясь. Лихо надвинув набекрень шапку, Кидд то разговаривал со своим конем, то ласково похлопывал его по шее.
— Добрый вечер, сеньоры! — приветствовал он их, сдерживая своего коня, чтобы приноровить его ход к шагу мулов. — Какому счастливому случаю обязан я этой встрече, да еще в столь поздний час?
— Счастливому для нас, кабальеро, — вежливо ответил дон Порфиадо. — По вине этого индейца — будь он проклят! — мы бродим тут наугад; боюсь даже, что вопреки его уверениям мы сбились или сбиваемся с пути.
— Гм, — пробурчал Кидд, — всякое бывает. Но, простите мой нескромный вопрос, куда путь держите? Впрочем, чтобы развязать вам язык, я готов первым удовлетворить ваше любопытство: я направляюсь в Квитовак.
— Ну вот и прекрасно! И мы тоже должны заехать туда, прежде чем продолжать дальнейшее путешествие… Но скажите, кабальеро, далеко еще до Квитовака?
— Всего несколько миль! Не более двух часов езды. Если хотите, я готов заменить этого индейца в качестве вашего проводника.
— Предложение ваше мне по душе, кабальеро, и я с радостью принимаю его, — сказал алывасил.
— Так, значит, решено! Я могу даже найти вам в городке прекрасную квартиру, где вы будете чувствовать себя как дома.
— Благодарю вас, кабальеро! Я старший альгвасил в Эрмосильо и еду впервые в Квитовак.
— Альгвасил! — воскликнул бандит. — Карай! У вас превосходная должность, сеньор!
— Готов служить вам, сеньор, в случае нужды, — самодовольно ответил полицейский.
— А что же вы думаете! Вполне возможно, что вы и мне понадобитесь… Когда ворочаешь большими делами, знакомство с таким высокопоставленным кабальеро может весьма пригодиться.
— Вы, право, смущаете меня…
— Но я нисколько не преувеличиваю, я действительно так думаю. Да вот… на днях только я говорил об этом дону Руфино де Контрерас. Он также очень богат и, следовательно, обременен многими судебными процессами.
— Как! Вы знакомы с доном Руфино де Контрерас? — с явной ноткой уважения к собеседнику воскликнул альгвасил.
— Вы имеете в виду знаменитого сенатора?
— Его самого! — ответил альгвасил.
— Да, это один из самых близких моих друзей. Так вы, значит, тоже знакомы с ним?
— А как же! Он поручил мне взыскать долги с некоторых его должников.
Лицо бродяги расплылось в притворном восторге.
— Vivo Dios! — воскликнул он. — Какое чудесное совпадение!
— Благороднейшая личность этот сенатор! — не преминул восхититься альгвасил.
— И честнейшая! — млея от восторга, поддакнул Кидд. Оба проходимца отлично поняли друг друга: плут плута понимает с полуслова; между ними тотчас же установилось взаимное доверие.
Беседа продолжалась и дальше в том же дружественном тоне. Кидд искусно вызывал своего собеседника на откровенность, а тот, приняв Кидда за сообщника дона Руфино, знакомого не меньше его самого с грязными делишками сенатора, стал без тени смущения рассказывать Кидду о темных махинациях почтенного сенатора.
Вот что выведал Кидд. Дон Руфино де Контрерас скупил через третьи руки все долговые обязательства маркиза де Могюер. Заручившись ими, он начал от имени тех же третьих лиц судебный процесс против маркиза. Он поставил себе задачу завладеть всем имуществом маркиза, особенно асиендой дель Торо. Сватовство к донье Марианне было пустой приманкой, предназначенной для усыпления бдительности маркиза. Сенатор всеми средствами домогался стать владельцем дель Торо. Но так как для успеха своего предприятия дону Руфино надо было сохранить обличие друга, которое до сих пор помогало ему обманывать маркиза, он поручил вести это дело своему доверенному человеку. При этом сенатор наказал ему, не входя ни в какие переговоры с маркизом, поступить с ним по всей строгости закона. Дон Порфиадо Бурро, которому было поручено привести в исполнение злодейский замысел сенатора, получил от последнего точные и неукоснительные инструкции и горел желанием исполнить, как он высокопарно выразился, свой долг.
При всей нашей горячей симпатии к Мексике, мы вынуждены признаться, что нельзя себе представить ничего более комического, шутовского и в то же время печального, чем правосудие в этой стране.
В судьи здесь идут обычно полнейшие невежды. Не получая фактически никакого содержания от государства, так как казначейство никогда не выплачивает им жалованья, они стараются вознаградить себя за счет тяжущихся, обирая их без всякой жалости и без малейшего стеснения. Взяточничество так процветает в здешних судах, что никто не может быть заранее уверен в исходе процесса; все решают деньги. Приведем один пример. Некий человек совершил убийство; его виновность не подлежала сомнению: убийство было совершено средь бела дня на улице, на глазах у доброй сотни людей.
Родственники убитого подают жалобу судье. Тот терпеливо и бесстрастно выслушал их подробное сообщение, ничем не выдавая своего одобрения или негодования. Когда истцы закончили свое объяснение, судья задал им невинный с виду вопрос:
— У вас имеются свидетели?
— А как же!
— Очень хорошо… И, вероятно, ценные свидетели? — продолжал допрашивать судья.
— Безусловно. Каждый стоит не менее тысячи пиастров.
— Гм… — протяжно произносит судья.
— А сколько их?
— Десять!
— Какое несчастье! — продолжал судья самым добродушным тоном. — Представьте, у вашего противника, который, между нами будь сказано, кажется мне весьма почтенным кабальеро, столько же свидетелей; причем все они люди, заслуживающие самого высокого доверия, и каждый из них стоит не менее двух тысяч пиастров.