— Боже мой, все возможно, я не спорю, любезный сеньор! — не без иронии отвечал сенатор. — Но вы так усердно вмешиваетесь в мои дела, что мне весьма трудно разобраться во всех комбинациях вашего изобретательного ума, понять, какие из них продиктованы добрыми намерениями, а какие — враждебными.
— Сейчас вы сами поймете.
— Тем лучше. Говорите, прошу вас.
— Я могу сообщить вам, что судебный исполнитель дон Порфиадо Бурро прибыл в Квитовак.
— Дальше! — сказал сенатор, пристально глядя на бандита.
— Не знаю, как это случилось, но не успел еще дон Порфиадо въехать в город, как, по какому-то странному капризу судьбы, это стало известно капитану де Ниса.
— Вот как! — насмешливо воскликнул сенатор. — Все та же судьба, о которой вы уже не раз упоминали. Очевидно, ей никак не надоест досаждать мне неприятностями. Несмотря на огромную дозу наглости, которой природа одарила бродягу, он невольно смутился.
— И так же очевидно, — осклабясь, продолжал дон Руфино, — что по воле той же злой судьбы капитану стало известно не только о приезде дона Порфиадо, но и о цели его появления в этих краях!
— Откуда вы это узнали? — с деланным удивлением воскликнул Кидд.
— Догадался, только и всего. Но продолжайте. Ваше сообщение начинает живо интересовать меня.
— Капитан, как вам известно, родственник маркиза де Мопоер, — оправившись от смущения, продолжал Кидд.
— И даже очень близкий родственник.
— Неудивительно, что капитан недолго думая отправил в асиенду дель Торо курьера с письмом, в котором он, вероятно, извещал дона Фернандо о судебном исполнителе и его намерениях.
Маска напускного равнодушия мгновенно слетела с лица дона Руфино.
— О, это письмо! — воскликнул он, стукнув кулаком по столу. — Я бы не пожалел за него золота!
— А я дарю его вам, сеньор, — расплывшись в улыбке, произнес Кидд. — Теперь, надеюсь, вы поверите в мое искреннее расположение к вам.
С этими словами Кидд извлек из кармана письмо и протянул его сенатору. Кинувшись, словно тигр на добычу, дон Руфино выхватил пакет из рук бандита.
— Легче, легче, сенатор, — остановил его Кидд. — Обратите внимание — печать цела, письмо не вскрыто, а следовательно, и содержание его мне неизвестно.
— В самом деле! — прошептал сенатор, вертя письмо в своих руках. — Благодарю за такую деликатность.
— Помилуйте! — произнес Кидд, скромно опустив глаза.
— Но скажите, какими судьбами попало в ваши руки письмо, адресованное дону Фернандо?
— А очень просто, — развязно отвечал бандит. — Представьте себе такое совпадение: человек, с которым капитан отправил свое письмо, оказался моим приятелем. Ну, я и предложил ему сопровождать его: душа болела от мысли, что этот парень пустится один, да еще ночью, в дорогу, пользующуюся такой дурной славой; к тому же ведь я и сам собрался в Ариспу. Приятель принял, конечно, мое предложение. По дороге мы вдруг повздорили… Сам не понимаю, как и почему это случилось! Короче говоря, в разгаре спора я — клянусь, без всякого злого умысла! — так рубанул его по голове своим мачете, что ему не оставалось ничего другого, как умереть. Поверьте, я был весьма огорчен, но не в моих силах было уже помочь ему. Я опасался, как бы письмо не затерялось или не попало в руки плохого человека, и решил поэтому захватить его с собой.
— Действительно, очень просто, — сказал, усмехнувшись, сенатор и взломал печать.
Кидд скромно отошел в сторону и опустился в кресло, предоставляя сенатору полную свободу прочесть столь интересовавшее его письмо.
А дон Руфино, пробежав с величайшим вниманием письме Два раза кряду, ушел в свои мысли.
— Ну как? — прервал наконец молчание бродяга. — Плохие вести?
— Очень важные, сеньор. Но я вот все спрашиваю себя: с какой целью вы завладели этим письмом?
— С целью доставить вам удовольствие — так мне кажется, сеньор.
— Со стороны это выглядит очень мило, но при наших отношениях непонятно.
Бандит рассмеялся.
— Разве я не сказал, что собираюсь предложить вам одно дельце.
— Сказали, и я жду ваших предложений.
— Это не так просто, сеньор.
— Ладно, я помогу вам, подскажу, на каких условиях мы могли бы договориться.
— Отлично! Я вижу, вы начинаете понимать меня, и мы, пожалуй, сумеем успешно закончить все сегодня же.
— Вы человек небогатый, — прямо приступил к делу сенатор.
— Признаюсь, что не купаюсь в золоте, — сказал бродяга, окинув взглядом свой обветшалый костюм.
— Так вот, я могу озолотить вас.
— Что вы называете «озолотить»? — недоверчиво произнес бандит.
— Я мог бы предоставить в ваше распоряжение такую сумму денег, которая не только избавила бы вас навсегда от нужды, но и позволила бы вам жить в роскоши, не сходя при этом с колеи честной жизни.
— Честность — это добродетель, доступная лишь тем, кто может тратить деньги не считая их, — назидательно произнес бандит.
— Пусть так; я дам вам возможность стать честным человеком в вашем понимании этого слова.
— Ко это будет вам дорого стоить! — вызывающе продолжал Кидд. — У меня ведь большие запросы.
— Я так и полагал, но это неважно. Послушайте, в Калифорнии у меня имеется асиенда. Я готов подарить ее вам.
— Гм… — промычал Кидд, презрительно выпятив нижнюю губу. — Какая-нибудь захудалая асиенда, а?
— Напротив, огромная, с большими стадами рогатого скота, с отарами овец, с табунами диких лошадей; к тому же она расположена вблизи моря.
— Это уже кое-что, не спорю; но это все же еще не богатство.
— Подождите!
— Жду.
— В придачу к асиенде я отсчитаю вам кругленькую сумму в сто тысяч пиастров золотом.
У бандита закружилась голова.
— Как! — вскричал он и, побледнев от радости, вскочил, словно кукла на пружине. — Как вы сказали — «сто тысяч пиастров»?
— Да, повторяю, сто тысяч пиастров, — подтвердил сенатор, внутренне удовлетворенный произведенным эффектом. — Как думаете, вам достаточно будет этих денег, чтобы стать порядочным человеком?
— Я думаю! Vivo Cristo!
— От вас зависит, чтобы все это претворилось в жизнь в ближайшие восемь дней.
— А, понимаю! Есть одно условие? Карай! Я откажусь от него лишь в том случае, если оно окажется невыполнимым.
— Вот это условие. Слушайте меня внимательно.
— Карай! Как не слушать! Асиенда и сто тысяч пиастров! Я еще не сошел ума, чтобы отказаться от такой милости судьбы.
— Прежде всего не мешать осуществлению моих планов, дать мне жениться на донье Марианне и в день свадьбы вручить мне записку, которую нашли на том несчастном… убитым своим слугой.
— Прекрасно. И это все?
— Нет. Я требую, чтобы вместе с запиской вы дали мне неопровержимое доказательство, что на этот раз этого человека нет уже в живых.
— Карай! Это не так просто.
— А уж это меня не касается. Выкручивайтесь как знаете.
— Справедливое замечание. А срок какой?
— Восемь дней.
— Боже праведный! Восьми дней, пожалуй, будет маловато. Нелегко убить такого человека!
— Да, но, когда он станет мертвецом, вы станете богачом.
— Я знаю и принимаю в расчет это соображение; а все же Это слишком трудное дело. Я рискую своей шкурой.
— Соглашайтесь или отказывайтесь; третьего выхода нет.
— Соглашаюсь, соглашаюсь! Никогда в жизни мне не представится больше такого случая стать честным человеком!
— Значит, решено?
— Решено!
— Отлично! Теперь о другом. Вы ведь можете еще пере думать и попытаться предать меня…
— Как вам не стыдно, сеньор!..
— Как знать, всякое бывает… Ну так вот, для пресечения возможной измены вы подпишете мне сейчас же документ, в котором будет подробно изложен весь наш уговор.
— Карай! Это очень опасно.
— Верно, но не только для вас, а и для меня; ведь там будут изложены и мои требования.
— Но если существование такого документа будет одинаковой уликой против нас обоих, зачем вообще его писать?