Читать онлайн "Том 17 (XVII век, литература раннего старообрядчества)" - Коллектив авторов - RuLit

Беяше же Григорию Акраганскому[179] обычай: всю седмь дней не ясти, развее субот и недель, таже належаше присно[180] во учении святых книг, и неспание ему всегда, и воздержание до конца, еще же и смирение велие, и слезы, и непрестанную молитву Исусову[181], и по вся дни поставляше трапезу нищим. Ты же, душе моя, никакоже усердно в сия добродетели великия понудишися.

Воспомяни, душе моя, Алексия, человека Божия[182], колико имения остави, и облечеся в рубища, и седяше в притворе церковнем, яко нищий проситель, и постяся от недели до недели[183], и причащаяся святых таин, и ядяше две уки хлеба и две уки воды[184] пияше, и даже до вторыя недели не ядяше, и по вся нощи моляся, и без сна пребываше, и в дому же отца своего 17 лет от раб своих терпя: ови пхахут[185] его, а друзии ругахуся ему, инии же поливаху его помоями, он же все с радостию приимаше, терпяше Христа ради. Ты же, окаянная, со многими сваришися[186] всегда, и желееши и о худейших вещех, и не терпиши и мала поношения и слова.

Воспомяни Феодосия Великаго[187]. Бе бо алча, бдя и моляся Богу непрестанно, и милостыню творяше нищим.

Воспомяни, душе моя, Павла Пустынника[188], иже в Латре[189]. Житие бо жестоко живяше, и суров желудь ядяше, и в нощи в молитвах без сна пребываше, и два камени тяжкая, навязав, на рамо[190] свое возлагаше, и стояше, нудя[191] себе, чрез всю нощ. Ты же, окаянная душе, и без тягости не можеши постояти на молитве и всегда во сне и в лености житие свое проходиши.

Воспомяни Дорофея Пустынника[192], ядяше бо в меру хлеб сух по вся дни, пияше же воду в меру и николиже спя на ребрех, разве точию делающу и ядущу, помизающе очима, яко многажды испасти и хлебу изо уст его во время ядения, но чрез нощ плетяше кошницы[193], ядь тем покупаше.

Воспомяни, душе моя, Иванна Пустынника[194]. Три лета всегда молитву творяше, пребывая никакоже сед, ни спав, но елико стоя мало сна приимаше. Разседшима же ся ногама его от многаго стояния, и гною текущу от него, аггел же Господень исцели его. Живяше же, по пустыни ходя, ядяше былие, в неделю же комкание[195] взимаше Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа, иного ничто-же ядяше. Ты же, окаянная, обыкла еси объядатися и ленитися.

Воспомяни, душе моя, Иванна Безмолвника[196], иже в Лавре святаго Савы Освященнаго[197]. Влез в пещеру и скончав 40 лет, отнюд не исходя, ни хлеба вкушая. Единою же заблуди, по пустыни ходя, собирая зелия, и изнемог, и паде на земли, аггел же Господень принесе его в пещеру его паки[198], в нейже живяше. Зриши ли, душе моя, како аггели служаху святым, издавшимся[199] в любовь Божию всем сердцем. Идеже бо сила святых изнемогаше, тамо им сила Божия помогаше.

Воспомяни, душе моя, твердаго страдальца Говеддая[200]. Жезлием бо суковатым повеле мучитель того четырем бити; и тем изнемогшими, друзии начаша бити. Святый же, биен по всему телу, просяше от Бога помощи. Яви же ся ему аггел и укрепи его, клаголя: «Дерзай, с тобою есмь». И биен бысть волуями[201] жилами, биен же, проклинаше отца своего веру. Тогда Горгал повеле два ременя оттодрати от ногу даже и до главы его; тогда убо разжег рожень[202] и пронози ему сквозе уши от единаго до другаго и положи его в темницу. Молящу же ся ему, прииде аггел Господень, взем рожен и исцели его. Князь же, разъярився, повеле удица[203] железны вонзити в плеча ему, от третияго же часа до девятаго, и все тело его сощипа ими, да единако жив есть. Тогда повеле, царь кожу главы его отодрати от тела и покрыти лице ему; и увидев, яко жив есть, ногти ручныя и ножныя искорениша ему, такоже и зубы искорениша ему и поверже его мертва в темницу, яко пса умерша. Таже в вертеже содра нозе ему, и млаты железны разжег, сожже мышца ему. И по пяти на десять дний изведе того вонь ис темницы, и видев того цела и здрава, и ужасеся. Наложи коноб[204] смолы и серы, и того велми разжег, и повеле воврещи святаго в коноб. Святый же, возрев на небо и помолився, ввержен бысть в коноб — и конобу разседшуся, изыде святый здрав, никакоже вредим. Тогда, совещався со своими, мучитель распень святаго на древе нага и стреляху его на мног час пред многим народом. И бяше видети чюдо преславно: не точию святый невредим пребываше, но и стрелы, на него пущаемыя, обращающеся, раняху стреляющих. И повеле связати ему руце и нозе и поврещи его в коньское стоялище, да в той нощи попран будет ими. И сему бывшу, Христовой благодатию невредим от сих сохранен бысть святый, благослови Бога. Наутрии же, яко видеша того развизана и здрава, и дивишася вси о чюдеси. Тогда, рожны[205] разжегше, сожгоша его. И молися святый о крещении. И се облак мал, яко и мгла, излия на главу ему воду и масло, и глас бысть из облака, глаголя: «Се приял еси крещение, рабе Божий». Гаргал же, тростие поострив, напери[206] все тело его, святый же, на многи часы збодаем тростием, и Богу молися, предаст дух свой в руце Богу. Ты же, окаянная душе моя, и от малый скорби сетуеши и изнемогаеши, смущаешися и не терпиши со благодарением.