— Что это? — в один голос вскричали друзья, схвативши оружие.
— Ничего особенного, — раздался почти рядом насмешливый голос проводника. — Я пристрелил вонючую гадину.
Глава II
ДЕРЕВНЯ,
КОТОРОЙ СУЖДЕНО БЫЛО СТАТЬ ГОРОДОМ
Гумбольдт-ривер берет начало в Сьерра-Неваде, течет по территории Утаха, через сто миль образуется в озеро, а затем исчезает в песках.
Окруженная со всех сторон холмами, она не может проложить себе дорогу и либо уходит в песок, либо испаряется.
Редко можно встретить реку с такими прихотливыми извивами и живописными берегами.
Вода в ней то мутная, словно мыльная, то чистая до прозрачности. Берега то голы и бесплодны, то зелены от множества деревьев, которые смотрятся в воду, как в зеркало. Над рекой, шумно хлопая крыльями, летают стаи зимородков.
Мускусные крысы бороздят русло реки.
В небольшой долине на расстоянии ружейного выстрела от левого берега Гумбольдт-ривер, милях в десяти от бивака наших путешественников находилась деревня, которой в будущем суждено было превратиться в цветущий город.
Отправляющиеся к Соленому озеру или в Калифорнию не могли ее миновать.
В 1855 году там жило всего человек двадцать разных национальностей: французы, англичане, немцы, испанцы, североамериканцы, поляки. Несмотря на видимость дружбы, они перемывали друг другу косточки.
Надо сказать, что деревню населяли не самые лучшие представители вышеупомянутых наций. Напротив. В основном это были разбойники, объединившиеся, чтобы грабить путников и делить награбленное. Дележ, разумеется, не обходился без драки.
Самым большим в деревне был дом в два этажа с двумя трубами и множеством окон, со створчатой дверью и обнесенным частоколом, ухоженным садом. Над домом реял флаг Соединенных Штатов.
На почтительном расстоянии от дома были разбросаны хижины, не менее пятнадцати. Еще сто — на самом берегу реки. В них жило племя индейцев шоонес или змеи, известных грабителей в тех местах. Они были в тесной дружбе с жителями деревни.
Белые и краснокожие воры объединились, чтобы грабить караваны и убивать путешественников.
Было около восьми вечера; большая зала, служившая то храмом, то музыкальным салоном описанного нами дома, была сегодня похожа на кабак. Там в беспорядке стояли столы и скамейки. За столами, где в подсвечниках стояли свечи, пьянствовали бродяги в каких-то немыслимых лохмотьях. Они играли в азартную игру и как безумные кричали.
Слуги со жбанами в руках обносили бродяг вином. Всем распоряжался хозяин дома — толстяк с веселым лицом и насмешливой улыбкой, одетый во все черное.
У двери, в неосвещенном углу, сидел за отдельным столом человек в мексиканской одежде, богатой и очень изящной. Он сидел уже больше часа, но не притрагивался к вину, только курил, с отвращением глядя на кутивших бродяг.
На вид ему было лет двадцать семь — двадцать восемь. Тонкие черты лица, высокий лоб, широкие скулы, блестящие черные глаза, нос с горбинкой, чувственный рот с великолепными зубами, закрученные кверху густые усы. Роста он был небольшого, сложен на редкость гармонично, нарочито развязная поза не могла скрыть изящества и благородства его манер. На столе, рядом с американской винтовкой, лежала широкополая шляпа.
Бледное лицо его с мрачным выражением было из тех, что привлекают к себе внимание и надолго запоминаются.
Толстяк-хозяин то и дело проходил мимо него с недовольным видом, но заговорить не осмеливался.
Хозяин, видимо, досадовал в душе, что посетитель занял стол, но ничего не заказывает, однако недовольства своего вслух не высказывал, вероятно, имея на то веские основания. Остальные, судя по всему, вообще не замечали этого необычного человека, который курил папиросу за папиросой и сидел неподвижно.
Снаружи донесся стук копыт.
Человек вздрогнул, слегка наклонил голову и прислушался. Вскоре в дом вошел мужчина, огляделся и направился к столику мексиканца. Точнее, того, кто выдавал себя за мексиканца.
Хозяин подбежал к нему с подобострастным видом.
— Что прикажете подать?
Не успел новый посетитель и рта раскрыть, как мексиканец отшвырнул папиросу и, бросив взгляд на трактирщика, сказал:
— Ничего.
Толстяк покраснел от злости, не смея возразить, и с поклоном удалился, дав себе слово отомстить, как только подвернется удобный случай.
Оба посетителя, и новый и старый, так и сидели за пустым столом. Новый был тоже в богатом мексиканском наряде, но изрядно измятом и грязном. Он был постарше первого посетителя и выглядел таким же отважным.
— Надо остерегаться длинных ушей хозяина, — сказал первый посетитель.
— Если достопочтенный мистер Строг подойдет слишком близко, — засмеялся второй, искоса глянув на трактирщика, — можно укоротить его на несколько дюймов.
Хозяин, то и дело сновавший мимо них, словно по волшебству, остановился возле игроков и бросил на стол монету, сделав вид, будто тоже играет.
Хозяину не повезло, и он, считая виновниками своей неудачи мексиканцев, решился, наконец, сердито на них посмотреть. Но те лишь рассмеялись, заметив его гневный взгляд.
— Давай говорить по-басски, — сказал один из мексиканцев, — тогда нас никто не поймет.
— Как хочешь, — ответил другой.
— Ты прямо оттуда? — спросил первый на чистом наречии Пиренеев.
— Прямо оттуда, — последовал ответ на том же наречии.
— Ты поздно приехал.
— И так лошадь чуть не загнал.
— Я давно тебя жду.
— Бедное животное тут не при чем. За два с половиной часа я проскакал более десяти миль.
— Ну, что нового?
— Пока ничего.
— Ничего?
— Нет!
— Может быть, они заодно? Объяснения не было?
— Не было. Они в самых лучших отношениях.
— Значит, Желтая птица еще ничего не сказал?
— Видимо, так.
— Уж не предал ли он меня? — вскричал первый мексиканец, и глаза его сверкнули гневом.
— Нет. Он нам предан… Впрочем, ты знаешь его не хуже меня. Желтая птица никогда никого не предавал.
— Да, это верно. Но почему он бездействует? Ума не приложу!
— Еще не представился случай.
— Пусть сделает так, чтобы представился. С его опытом и отвагой это не очень уж трудно.
— Я сказал ему это.
— Так ты говорил с ним?
— Да, говорил.
— Ну и что?
— Он скажет завтра, что бы ни случилось.
— Наконец-то!
— Это еще не все.
— Пронюхали наши планы?
— Гм! Ты так думаешь, Пьер? — с живостью спросил первый мексиканец.
— Я видел.
— Объясни, что ты имеешь в виду?
— Мормоны попытались застать их врасплох на закате.
— Тысяча чертей! — вскричал второй мексиканец, стукнув по столу кулаком.
— Успокойся, Луи. Желтая птица был начеку. Их прогнали.
— Но завтра они попытаются снова напасть.
— Вполне вероятно.
— Что же делать?
— Идти на риск и решительно действовать.
— Мы имеем дело с сильным противником. Удастся ли добиться успеха?
— Иначе они придут сюда, и тогда все полетит к чертям!
— Это верно.
— Хочешь послушать моего совета?
— Конечно! Говори скорее. Я готов на любой риск, только бы он был на пользу дела.
— Нельзя больше ждать. Этот дьявол Фрэнсис хитер, как лиса. Если он пронюхает что-либо, все погибло; с ним надо кончать.
— Проклятие! Ведь до сих пор все шло как по маслу. Бедняга Гастон! Я поклялся возвратить ему невесту.
— И возвратим.
— Как? Ведь мы даже не знаем, где она! Есть отчего заложить душу черту!
Пьер наклонился к уху приятеля и зашептал:
— Я знаю, где она.
— Ты? — вскричал Луи.
— Да, я.
— Послушай, Пьер, я спас тебя, ты меня любишь и не станешь обманывать. Я полностью тебе доверяю. Мы ввязались в страшную борьбу и от ее исхода зависит вся моя жизнь. Гастон мне дороже брата, его семья столько сделала для моей семьи. Перед смертью его отец просил моего о нем заботиться. Когда накануне свадьбы невеста Гастона исчезла, он дважды пытался наложить на себя руки. Я удержал его, поклявшись не позднее чем через шесть месяцев вернуть ему возлюбленную Жанну; либо я сдержу обещание, либо всажу себе пулю в лоб. Прошло уже пять месяцев, у меня остался всего один. Чего только я ни делал, чтобы раскрыть гнусную интригу, жертвой которой стали бедные молодые люди. Сто раз я находил нить этой интриги и столько же раз ее терял. Всего и не расскажешь. И вот я выбился из сил и пал духом. Одна надежда на тебя! Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал.