Таков был с виду молодой человек, которому в нашем повествовании отведена не последняя роль.
Тщетно пытался Доминик уловить биение сердца несчастного. И все же он вынул из сумки футляр и маленький ящик с медикаментами. Осмотрел и тщательно промыл рану, смазал лекарством, а когда кровь перестала сочиться, приложил травы и перевязал.
Бедняга не шелохнулся, не обнаруживая никаких признаков жизни.
Однако конечности его были слегка влажными, и это давало надежду.
Перевязав рану, молодой человек приподнял раненого и прислонил к дереву, затем принялся растирать ему грудь, виски и руки ромом с водой, то и дело с беспокойством поглядывая на его бледное, искаженное страданием лицо.
Все усилия Доминика, казалось, были напрасны. Но он их удвоил и не хотел сдаваться.
Картина была поистине впечатляющая. На пустынной дороге в лунную ночь возле креста, символа искупления, двое. Один, почти бездыханный, лежит на земле, второй, движимый святым чувством братской любви, пытается вернуть его к жизни.
Вдруг Доминика осенило, он стукнул себя по лбу, прошептав: — Ну и дурак же я! — порылся в сумках, казавшихся неистощимыми, столько всего в них было, и вытащил плотно закупоренную бутылку.
Разжав лезвием ножа зубы раненого, Доминик влил ему в рот немного жидкости, с беспокойством следя за его лицом.
Через две-три минуты по телу раненого пробежала судорога, веки зашевелились.
— А! — радостно воскликнул Доминик. — На этот раз, кажется, все в порядке.
Положив бутылку рядом с собой, он еще усерднее принялся растирать раненого.
Слабый вздох вылетел из уст незнакомца. Он тихонько пошевелился. Жизнь медленно возвращалась к нему. Появилось дыхание, с лица исчезла гримаса, щеки порозовели, губы зашевелились, словно он хотел что-то сказать. Только глаза оставались закрыты.
— О! — радостно воскликнул Доминик. — Еще не все потеряно. Он будет жить! Я не зря трудился! Но кто же это, черт возьми, проткнул его шпагой? В Мексике дуэлей не бывает. Клянусь вам, я знаю, кто это мог сделать, но боюсь назвать имя, чтобы не оскорбить. Ладно, подожду, пока бедняга заговорит, и тогда все выясню.
Раненый уже дважды открывал глаза, но тотчас же их закрывал.
Доминик налил в стакан воды, добавил несколько капель жидкости из бутылки и поднес стакан к губам раненого, тот открыл глаза и выпил, потом вздохнул с облегчением.
— Как вы себя чувствуете? — спросил молодой человек. Раненый вздрогнул, махнул рукой, словно отгоняя страшное видение, и прошептал:
— Убейте меня!
— Бог с вами! — весело воскликнул Доминик. — Зачем я стану вас убивать, если с таким трудом вернул к жизни?!
Раненый устремил блуждающий взгляд на молодого человека и с невыразимым ужасом крикнул:
— Маска, маска! Прочь! Прочь!
— Он бредит, — прошептал молодой человек. — У него горячка! Что же делать?
— Палач! — слабым голосом произнес раненый. — Убей меня!
— Надо его успокоить, иначе он погиб.
— Разве я не знаю, что погиб? — произнес раненый, услышав последние слова Доминика. — Убей же меня! Избавь от страданий!
— Вы слышите меня, сеньор? — спросил молодой человек. — Вот и хорошо! Тогда слушайте и не перебивайте! Я не палач, я путник, посланный вам судьбой на этой дороге. Вы поняли меня, не правда ли? Забудьте, хотя бы на время, все, что с вами случилось. Я желаю лишь одного — быть вам полезным. Без меня вы бы умерли. Не осложняйте же мое и без того трудное положение. Ваше спасение в ваших руках.
Незнакомец попробовал приподняться, но силы изменили ему, и он со вздохом опустился на землю, прошептав:
— Не могу!
— Конечно, не можете! Удар шпагой был смертельным. Вы чудом остались живы. Так что не мешайте мне о вас заботиться.
— Кто же вы? — с волнением спросил незнакомец.
— Кто я? Бедный вакеро, я нашел вас умирающим на дороге и счастлив, что сумел вам помочь.
— Вы клянетесь, что ваши намерения благородны?
— Клянусь честью.
— Благодарю, — прошептал незнакомец и, помолчав, с жаром добавил: