— Гейтс дома?
Говорил он так, словно Гейтс ему очень нужен. Не желая его огорчать, лорд все-таки признался:
— Он в Лондоне.
— Давно?
— Месяца четыре.
— Можно зайти?
— Да, пожалуйста.
В гостиной пришелец уселся и посмотрел поверх коленей, словно овца через очень острый забор.
— А вы из Англии?
— Да.
— Давно?
— Третьи сутки.
Пришелец поднял колени выше и закурил сигарету.
— Здесь плохо то, — сказал он, — что все меняется. Только отлучись — и на тебе! Просто вокзал какой-то. Айк — в Аризоне, Майк — на курорте, Спайк — в тюрьме, остальных вообще нет. Полгода как уехал — и пожалуйста. Ни-ко-го. Знал бы, сидел бы в Брукпорте.
— В Брукпорте?!
— Это такое местечко на Лонг-Айленде.
Билл не любил и не умел притворяться, но все же решил быть осторожным. Если путешествуешь почти инкогнито, это необходимо. Субъект может знать мисс Бойд. И вообще, легко запутаться.
— Думал я, думал, к кому пойти, — продолжал пришелец. — Адрес, и то еле вспомнишь, тем более — телефон. Чудом нашел это место. Вы с Гейтсом приятели?
— Да, виделись в Лондоне.
— Так… И он вам предоставил жилье. Кстати, как ваша фамилия?
— Чалмерс.
— Та-ак… Значит, и Гейтса нету.
— У вас к нему важное дело?
— Для меня — важное. Я пригласил в ресторан одну девицу, Дэзи Линард, а она возьми и приведи подругу. Говорит, истинная душка. Это ничего, но тогда нужен кто-то, ей в пару. Вы что сегодня делаете?
— Собирался лечь.
— Лечь! В одиннадцатом часу! Надо поужинать в конце концов. Идемте с нами, а?
Лорд Долиш не любил огорчать людей. Ему не хотелось переодеваться и куда-то идти, но гость глядел уж очень жалобно.
— Спасибо большое… — начал он.
— Не за что, не за что. Вы меня спасете.
Лорд окончательно решился. Он встал.
— Ну, молодец! — одобрил гость. — Идите одевайтесь. Да, как ваша фамилия?
— Чалмерс.
— А моя — Бойд.
— Бойд!
Гость принял восклицание как должное.
— Так я и думал, что вы обо мне слышали. Гейтс меня очень ценит. Я тут не последний человек.
«Вот она, судьба», — думал Билл, направляясь в спальню. Не захочешь, вздрогнешь. Письмо, отказ и вдруг этот братец. Вроде бы с ним подружиться легко. А потом подберемся к сестре… Да, это знак свыше.
В наши дни «пойти в ресторан» — просто иносказание. Обитатели Нью-Йорка совершают истинный обход. Свидание было назначено у Рейгельхеймера, на 42-й улице.
Натти и Билл пробыли там минут десять, когда явились Дэзи Линард с подругой. Та оказалась солидной. С миниатюрной Дэзи они были как большой корабль и лодочка на буксире. Такие девицы буквально плюхаются в зал, словно крупный камень — в воду. Все было у нее большим — и рот, и зубы, и глаза. Волосы мы определим как светлые, голос — как зычный, платье — как пунцовое. Бедный лорд сжался, словно перед ним разорвался большой снаряд.
Смутно расслышав, что его представляют мисс Линард, он немного отошел, будто после грозы попал под легкий дождик. Настораживало только то, что она очень пристально на него смотрела.
— Простите?.. — начал он.
— Я вас точно где-то видела.
— Да-а?
— Никак не вспомню, где.
— Если бы видела я, — вставила душка, — я бы не забыла.
— Вы из Англии? — продолжала мисс Линард.
— Да.
Душка заметила, что обожает англичан.
— Значит, мы там и встречались. В прошлом году я была на гастролях.
— Жаль, я вас не видел! — вскричал Натти.
— В Альгамбре, — продолжала подруга. — В Лондоне.
Душка обожала и Лондон.
— Вы знакомы с Делани?
Билл охотно сказал бы «нет», но Делани был одним из самых близких приятелей.
— Вот, он повел всех ужинать. В Ковент-гарден. Не помните?
— Кстати, об ужине, — вставил Натти, — где метрдотель? Пусть нас усадят.
Он обвел ресторан печальным взглядом.
— Как все изменилось! — проговорил он, словно Одиссей, вернувшийся на Итаку. — Новый метрдотель, другой ковер…
— Веселей! — подбодрила Дэзи. — Скажи спасибо, если нас вообще усадят. Тут теперь не пробьешься.
— Почему? — полюбопытствовал Натти.
— Из-за этой леди Полины. Она здесь танцует. А ты не знал?
— В жизни о ней не слышал, — мрачно ответил Натти. — Сразу видно, долго тут не был. А кто она такая?
— Вы там газеты получаете?
— Но не читаю. Целый год не читал, видеть их не могу. Так кто же эта леди Полина?
— Босоножка. В греческом стиле. Теперь все в этом стиле, кто не в русском. Говорят, настоящая графиня.
Душка сообщила, что обожает английскую знать, и они сели за столик.
Возвращаясь к этому вечеру и поверяя происшедшее, лорд решил, что он так и не оправился от первого шока. Откуда-то из лишних измерений он видел, как ест омара, пьет вино и вставляет слово-другое; но двигался по памяти.
Время шло. Становилось веселее, во всяком случае — спутникам. Ему казалось, что он перенесся в безответственную пору юности. Натти еще не оставила печаль; и кто ей не поддастся, когда месяцами таскаешь ведра, трешь полы и с переменным успехом уклоняешься от пчел? Сейчас он рассказывал анекдот и сам смеялся, не забывая подливать вина и швыряться корками в лакея. Многосторонность нелегка, и то, что Натти не срывался, свидетельствовало о его выучке.
Поскольку Дэзи Линард опустила ему за шиворот кусочек льда, можно было решить, что застенчивость ее исчезла. Душка стала еще больше, светлее, бойчее и обращалась только к Биллу.
Лорд Долиш к ней изменился, причем — внезапно. В начале он думал о ней плохо. Увидев ее, он сразу вспомнил строку из Теннисона: «И вот — моя напасть». Но согревшись едой, вином и сигарами, он испытал что-то вроде братской нежности.
Виновата ли она в том, что так массивна, а голос у нее такой зычный? Наверное, перешло по наследству. Может быть, ее отец был великаном в цирке, а мать — силачкой. На нее он взирал с тихим сочувствием, которое и преобразилось в братскую нежность. Оказалось, что он любит ее, и очень сильно. И то подумать, размер, сила, красота, да еше густой зычный голос. Ему было приятно, что она гладит ему руку. Он был рад, что она предложила именовать его «Билл».
Теперь все танцевали. Патриотам казалось, что никто не танцует лучше худосочных американцев. Этой способностью, конечно, они были обязаны национальному обычаю всенощного танца. В молодости местные люди ели много теста, но теперь стали танцевать во время еды. Лорд Долиш, как все британцы, глубоко уважал свой организм и поначалу решил не сдаваться. Но теперь он заколебался.
И впрямь, неудобно. Натти с мисс Линард то и дело уходят, а Душка в эту минуту глядит укоризненно. Воздействовал на него и вид танцующего Натти.
Билл колебался. Музыка остановилась. В нашем веке любят, чтобы звук имитировал поезд в туннеле, потом переходил к электрошоку, от которого дрожат руки и ноги и дергается позвоночник. Каждая капля крови вопила: «Пляши!» Больше он выдержать не мог. — Разрешите? — робко спросил он.
Не надо было ему пускаться в пляс. Он был респектабелен, приветлив, честен, благодушен. В университете он блестяще играл в футбол; гандикап в гольфе равнялся двум; боксировал он сносно. Но у всех есть недостатки. Билл плохо танцевал. Ему не хватало простора в танцевальных залах. Что до самого танца, он напоминал породистого щенка, который хочет перейти поле.
Появление Билла и Душки произвело невеселую сенсацию. Такая крупная пара представляла опасность. Первой жертвой пал Натти. Они вовлекли его в сложную фигуру, которую он толком не помнил, и утащили за собой. После этого они накинулись на толстого господина средних лет, поражающего и бриллиантами, и стоицизмом, который скрупулезно держался двух-трех вершков в середине комнаты. Судя по всему, он считал этот кусочек своим, и все с этим считались; но Билл с Душкой, налетев сзади, откинули его на два ярда. Потом, рассыпая: «Виноват» с широтой средневекового монарха, Билл закружил партнершу, стремясь в дальний угол. Он твердо верил, что там безопасней.