Представился он только назавтра, перед ланчем. Все утро ушло на зарисовки к портрету. Первые впечатления не обманули, работа требовала редкого мужества. В сущности, приходилось изображать человека, который, по своим соображениям, залег за стогом сена.
Такие чувства придали голосу горечь, и Бренсепт достаточно горько сказал «Пип-пип».
— Привет! — ответила Мьюриел.
— Какой привет? — возмутился он. — Нет, какой привет? Ты бы лучше все объяснила!
— Что именно?
— Всяких женихов.
— А, это!
— Да, это. Хорошенький сюрпризец! Я-то думал, ты меня любишь…
— Я и люблю.
— Как!
— Так. Безумно.
— Тогда зачем ты обручилась с Поттером? Мьюриел вздохнула.
— Это старая история.
— Что именно?
— Это. Ты пойми, я жутко тебя люблю, но отец совсем обнищал. Знаешь, как трудно иметь теперь землю? Между нами говоря, я бы на твоем месте попросила аванс.
Он ее понял.
— А Поттер богат?
— Еще бы! Сэр Поттер — «Деликатесы Престона». Они помолчали.
— М-да… — сказал Бренсепт.
— Вот именно. Теперь ты понял. Если бы у тебя были деньги! Хоть немного, чтобы купить квартиру в Мэйфере и ма-алень-кий домик в деревне, и машину, и виллу во Франции, и какую-нибудь развалюшку у приличной реки, где можно ловить форель… Я бы все отдала ради любви. Но, сам видишь…
Они опять помолчали.
— Знаешь что, — сказала она, — придумай смешную зверюшку для мультиков. Это очень прибыльно. Посмотри на Диснея!
Бренсепт вздрогнул, она читала его мысли. Как все современные художники, он мечтал придумать зверюшку. Веласкес, и тот в наши дни завидовал бы Микки Маусу — сиди и стриги купоны.
— Не так это легко, — сказал он.
— Ты пытался?
— Конечно. Курица Кора и бандикут Бен как-то не пошли. Чего-то в них не хватало, видимо — живости. Мне нужен прямой источник вдохновения.
— Отец не годится? Племянник покачал головой.
— Нет. Я смотрел, смотрел…
— Морж Мортимер, а?
— Нет и нет. Да, он похож на моржа, но не смешного. Эти его усы скорее величественны. Перед ними охватывает страх, как перед пирамидой. Долго он их растил?
— Не очень, всего несколько лет. Его спровоцировал сэр Престон. Но почему мы говорим об усах? Поцелуй меня, Бренсепт.
Что он и сделал.
Я не собираюсь (сказал мистер Маллинер, прервавший рассказ, чтобы спросить у мисс Постлуэйт еще виски с лимоном) подробно описывать, как страдал мой племянник в следующие дни. Тяжело видеть терзания тонкой души. Замечу только, что каждый день усугублял отчаяние.
Создать портрет лорда Бромборо мешали и его соперничество с Поттером, и ухаживание Поттера-сына за Мьюриел, и невозможность думать о зверюшке. Тем самым племянник мой, обычно — здоровый и крепкий, заметно осунулся, и взгляд его стал затравленным. У добрых людей все это вызвало бы жалость.
Дворецкий Фиппс с детства был добрым и Бренсепта жалел, пытаясь скрасить его существование. Он приносил ему шампанское, которое, в сущности, можно называть паллиативом, а не лекарством. Когда он принес бутылку на пятый день, племянник мой лежал на постели, глядя в потолок.
День, кончавшийся к этому часу, был исключительно трудным. Стояла жара, что усугубляло страдания во время сеанса. Закончив работу к полудню, племянник живо ощутил, как он ее ненавидит. Хорошо бы, думал он, набраться смелости и прорубить в чаще просеку. Когда явился Фиппс, он сжимал кулаки и кусал нижнюю губу.
— Я принес вам вина, сэр, — сказал дворецкий в своей седой и доброй манере. — Мне казалось, что вы нуждаетесь в подкреплении.
Бренсепт был тронут. Он сел, и взгляд его смягчился.
— Спасибо большое, — сказал он. — Да, нуждаюсь. Что-то мне плохо. Наверное, от жары.
Дворецкий ласково улыбнулся.
— Нет, сэр, не от жары, — сказал он. — Можете говорить со мной откровенно. Я понимаю, трудно писать его милость. Многим художникам пришлось от этого отказаться. Прошлой весной одного увезли в больницу. Несколько дней он вел себя странно, а однажды вечером мы застали его на стремянке в голом виде. Он пытался сорвать плющ со стены. Видимо, принял за волосяной покров.
Бренсепт застонал и снова налил себе вина.
— Как ни странно, — продолжал дворецкий, — без усов было бы так же трудно. Я давно служу тут и могу заверить, что его милость не отличался красотой. Поверите ли, я даже обрадовался, когда он стал их отращивать.
— А чем он плох?
— Очень похож на рыбу, сэр.
— На рыбу?
— Да, сэр.
Бренсепт задрожал, словно в него ударило электричество.