— Не может быть, — сказал он подчеркнуто сухо.
— Очень даже может, — ответил я.
— Это я пришел рвать зуб.
Мне в голову тут же пришло возможное решение.
— А если мы оба, — выложил я свою идею, — пришли рвать зуб? То есть, ты один, а я другой. Так сказать, зуб «А» и зуб «Б»?
Мальчик все еще выглядел встревоженным.
— Вам на сколько назначено? — спросил он подозрительно.
— На три тридцать.
— Не может быть! Это мне назначено на три тридцать.
— В таком случае, мне тоже, — поджал я губы. — И. Дж. Зиззбаум выразился в высшей степени определенно. Мы договаривались по телефону, и его слова не давали никакого повода для сомнений. «Три тридцать», — сказал И. Дж. Зиззбаум так же ясно, как я тебя перед собой вижу.
Ребенок слегка успокоился. Наморщенный лоб разгладился, взгляд стал мягче. Он явно больше не подозревал во мне похитителя или бандита. На него будто снизошел небесный свет.
— Вот оно что, Зиззбаум! — протянул он. — Тогда понятно. А мне нужен Буруош.
Оглядевшись, я только теперь заметил, что двери имеются по обе стороны приемной. На одной из них было написано «И. Дж. Зиззбаум», а на другой — «Б. К. Буруош». Таким образом, загадка благополучно разрешилась. То ли будучи старыми приятелями по зубоврачебному колледжу, то ли из соображений экономии парочка клыкодеров обходилась одной общей приемной.
Убедившись, наконец, что на его права никто не покушается, Ребенок стал сама вежливость. Видя во мне уже не соперника, а своего ближнего, оказавшегося в аналогичных скорбных обстоятельствах, он осведомился с доброжелательным интересом:
— Сильно болит?
— Чертовски сильно, — скривился я.
— У меня тоже. Ух ты, как болит!
— И у меня «ух ты».
— У вас куда больше отдает?
— Не знаю… во все места, с головы до пяток.
— У меня тоже. Ну и зуб мне достался!
— И мне.
— Спорим, мой хуже, чем ваш?
— Ха!
Подумав, он выложил главный козырь:
— Мне дадут газ!
— Мне тоже, — парировал я.
— Спорим, мне больше, чем вам?
— Ха!
— Спорим на триллион долларов?
Мне показалось, что беседа снова начинает терять дружеский дух и вот-вот скатится до уровня обычной перепалки. Поэтому, в надежде восстановить гармонию, я решил переменить тему и задать вопрос, который заинтриговал меня с самого начала — помните, когда я заметил, что мальчишка говорит загадками? Что означали его таинственные слова?
— Может, ты и прав, — сказал я примирительно. — Однако, так или иначе, почему ты вдруг решил, что я репортер?
— Потому что их сюда скоро целая толпа набежит! — усмехнулся он.
— Да что ты говоришь?
— Вот увидите. Репортеры, фотографы и все прочие.
— Зачем? Смотреть, как тебе рвут зуб?
— А как же! Мой зуб — отличная тема для новостей.
— Да неужели?
— Еще бы. Завтра он будет на верхних полосах всех газет.
— Твой зуб?
— Мой зуб. Послушайте, когда мне в прошлом году вырывали гланды, это потрясло основы цивилизации! Я вам не просто какой-нибудь, знаете ли…
— Хочешь сказать, ты знаменитость?
— Вот-вот, как раз это и хочу сказать. Я — Джо Кули.
Твердо придерживаясь правила не появляться там, где, согласно донесениям моих осведомителей, можно встретить детей, я никогда не видел своими глазами этого сорванца. Однако имя его мне, разумеется, попадалось. О нем, как вы знаете, упоминали и Энн, и Эйприл Джун.
— Ах, вон оно что! — улыбнулся я. — Джо Кули? Понятно.
— Вот-вот, я самый и есть.
— Как же, слыхал.
— Еще бы!
— Кроме того, я знаком с твоей нянькой.
— С кем? — возмутился он.
— Ну… с гувернанткой или как там она называется. Энн Баннистер.
— Ах, она… — протянул он. — Энн — классная девчонка.
— Согласен, — кивнул я.
— Просто супер, и не слушайте, если кто-нибудь скажет иначе.
— Не буду.
— Суперкласс, — продолжал он. — Да, сэр, вот что такое Энн…
— Эйприл Джун, — прервал я его, — тоже о тебе говорила.
— Правда? И что же?
— Что ты снимался в ее последней картине. Лицо мальчишки потемнело.
— Вот как? — фыркнул он злобно. Он был явно задет за живое. По-видимому, желая лишь поддержать беседу, я случайно вторгся в святая святых. — Ну и нахальство! В ее, значит, последней картине. Это она была в моей последней картине!
Пофыркав еще немного, он снова поднял «Нэшнл джиографик». Журнал заметно дрожал в его руках. Лишь через некоторое время, справившись с чувствами, он снова заговорил:
— Значит, вы знаете эту гадину?