Чтоб не повторялись неприличные сцены, подобные происшедшим между Шафировым и Писаревым, Петр издал указ в январе 1724 года: «Надлежит обретающимся в Сенате, в Синоде, коллегиях, и канцеляриях, и во всех судных местах всего государства судьям и пришедшим пред суд чинно поступать, понеже суд божий есть: проклят всяк, творяй дело божие с небрежением». За брань и крики положен штраф в 10 рублей, за повторение бесчинства – 100 рублей и арест; кто провинится больше трех раз, у того отнимается чин и треть имения, если же кто дерзнет рукою, то казнится политическою смертию. Все правители судебных мест должны с челобитчиками и доносителями учтиво поступать; за брань наказываются штрафом, равным трехмесячному жалованью обиженного, у которого, кроме того, обидчик должен просить прощения, а если дерзнет рукою, то суд по воинских правам. Тогда же запрещено отговариваться неведением государственных уставов: «Ежели о каком указе где при каком деле помянуто будет и кто в то время не возьмет того указа смотреть и пренебрежет, а станет неведением после отговариваться, таких наказывать впервые отнятием чина на время и штрафом, равным годовому жалованью, в другой раз – третьею долею всего имения, в третий раз – лишением всего имения и чина вовсе».
Крайнее невнимание к закону и казне, так глубоко укоренившееся в нравах русских людей, заставило Петра показать страшный пример: снявши с плахи, заточить человека, оказавшего ему большие услуги, сенатора и вице-канцлера. Но одновременно с этим тяжелым для преобразователя делом шло другое: уличен был в злоупотреблениях человек, прославившийся открытием и преследованием злоупотреблений, – обер-фискал Нестеров. Попался он по делу ярославского провинциал-фискала Саввы Попцова. Еще в 1718 году ярославец посадский человек Иван Сутягин подал в сенат челобитную на Попцова, жаловался на обиды, разорение, на побои и увечье. Из Сената челобитная отослана была в Юстиц-коллегию, из коллегии отослана в ярославский надворный суд и тут почила. Но Сутягин, которого характер выражался в фамилии, не хотел успокоиться и снова подал просьбу в Сенат. На запрос из Сената, почему дело не исследовано, ярославский надворный суд отвечал, что надобно было допрашивать ярославцев – посадских людей, которые ведомы в Главном магистрате, о чем из Юстиц-коллегии по трем доношениям повелительного указа не получено, и дело из ярославского надворного суда переслано в Сенат. В этих пересылках прошло четыре года. Сутягин не успокаивался и в 1722 году послал просьбу самому государю, доносил на фискала, что держит беглых солдат, недорослей из шляхетства, гулящих людей, через свойственника своего Лихарева собирал в уезде с крестьянских дворов без указу по гривне с двора, не платил с своих крестьянских дворов денежных сборов и нарядов, не ставил рекрут в продолжение многих лет, отпускал рекрут из взяток, пользовался казенными деньгами. Дело двинулось. Макаров написал Ягужинскому: «Понеже сие дело не малой важности, указал его императорское величество челобитную и пункты отослать вашему превосходительству, дабы по тому делу исследовали в Сенате или особливо в вашей конторе». По исследовании оказалось, что Попцов вопреки инструкции вступался в дела, глас о себе имеющие, имел съезжий двор, держал колодников и не только на подведомственных ему фискалов, но и на бурмистров, соляных голов и на других чинов людей налагал штрафы.