Бедные женщины, не привыкшие к тяжелым работам, нуждались в отдыхе. Джон Брайт не щадил себя больше других; он понял справедливость просьбы жены и дочери, и так как на первый случай опасаться было нечего, то великодушно даровал целый день отдыха своей маленькой колонии.
События, которыми ознаменовалось прибытие скваттера в эти места, оставили глубокий след в душе миссис Брайт и ее дочери.
В особенности Диана сохранила воспоминание о графе де Болье, которое не только не изглаживалось с течением времени, но западало ей все глубже в сердце.
Рыцарский характер графа, его благородное поведение и, скажем правду, его красивая внешность — все способствовало тому, чтобы девушка, жизнь которой до сих пор протекала мирно и тихо, полюбила его всем своим неопытным сердцем.
Со времени отъезда молодого человека она не раз останавливалась посреди работы, поднимала голову, оглядывалась вокруг с тоской и потом снова принималась за свое дело, подавив вдох.
Матери проницательны, особенно те, которые действительно любят дочерей, как это было с миссис Брайт.
О чем не подозревали муж и сын, она угадала по одному только взгляду на бледное лицо бедной девушки, на задумчивый взгляд ее глаз, окруженных синевой.
Диана была влюблена.
Миссис Брайт осмотрелась вокруг. Никто не мог быть предметом такой любви. Сколько она ни припоминала, ей не приходило на память, чтобы дочь замечала кого-либо до отъезда из колонии, где она выросла.
И то сказать, когда маленький караван отправился в путь на поиски новой земли, Диана казалась весела, она щебетала, как птичка, нисколько, по-видимому, не заботясь о тех, кого оставила навсегда.
После всех этих размышлений мать вздохнула. Угадав, что дочь влюблена, она не могла уяснить себе, кто именно предмет этой страсти.
Миссис Брайт приняла решение расспросить дочь, как только останется с ней наедине. А тем временем она делала вид, будто ничего не замечает.
День отдыха, дарованный Джоном Брайтом своему семейству, предоставлял ей давно желаемый удобный случай. Она очень обрадовалась, когда муж объявил им о своем решении с вечера, после молитвы перед сном, которую обычно читали вместе.
На другой день с восходом солнца мать и дочь как всегда занялись приготовлением завтрака, пока слуги водили скот к реке на водопой.
— Жена, — сказал скваттер за завтраком, — мы с Уильямом намерены, поскольку сегодня работать не будем, объехать верхом окрестности, с которыми совершенно незнакомы.
— Не заезжайте далеко, друг мой, а главное, вооружитесь хорошенько, ведь в прериях случаются неприятные встречи.
— Не беспокойся. Хоть я и думаю, что нам нечего опасаться на первых порах, все-таки нужна осторожность. Не хотите ли вы с Дианой сопровождать нас? Вы могли бы узнать получше наше новое владение.
Глаза молодой девушки заблестели от радости при этомпредложении, она уже раскрыла рот, чтобы ответить, кода мать остановила ее движением и взглядом и живо возразила:
— Уволь нас, любезный друг. У женщин, как тебе известно, всегда есть занятия. Во время вашего отсутствия мы приведем здесь в порядок то, чего не успели за предыдущие дни.
— Как хочешь, жена.
— Тем более, — продолжала она с улыбкой, — что мы, вероятно, надолго останемся здесь.
— Я думаю, — согласился скваттер.
— Стало быть, — заключила она, — у нас будет еще масса возможностей осмотреть наши новые владения, как ты их называешь.
— Справедливо изволите рассуждать, сударыня, я вполне разделяю ваше мнение. Итак, мы с Уильямом прокатимся одни. Прошу не тревожиться, если мы немного припозднимся.
— С условием, чтобы вы были дома к ночи.
— Будем непременно.
Заговорили о другом, но к концу завтрака Сэм, сам того не подозревая, навел разговор на интересную тему.
— Я говорю тебе, Джеймс, — спорил он со своим товарищем, — что этот молодой человек — француз, а не канадец, как ты утверждаешь.
— О ком вы говорите? — спросил скваттер.
— О том господине, который приехал с краснокожими и заставил их отдать наш скот.
— Не считая других услуг, которые он оказал нам. Если я теперь владелец плантации, то обязан этим только ему.
— Это предостойный джентльмен, — сказала миссис Брайт не без намерения.
— О! Разумеется, — прошептала Диана едва слышно.
— Он француз, — подтвердил Джон Брайт, — это не подлежит сомнению; канадцы, волчьи сыны, не способны поступать так, как он поступил с нами.
Джон Брайт от всей души ненавидел канадцев, подобно всем североамериканцам; почему — он не сумел бы сказать и сам, но эта ненависть была у него врожденной.
— Ба-а! — вскричал Уильям. — Разве не все равно, откуда он родом? Это честный и благородный человек, настоящий дворянин. Что касается меня, то я знаю некоего Уильяма Брайта, который с радостью бросится за него в огонь и в воду.
— Ей-Богу! — вскричал скваттер, ударив по столу кулаком. — Ты исполнил бы только свою обязанность и заплатил бы священный долг. Я готов многим пожертвовать, чтобы опять увидеться с этим славным малым и доказать ему, что я не какая-нибудь скотина неблагодарная!
— Хорошо сказано, отец! — воскликнул обрадованный Уильям. — Честных людей мало в этом мире, нельзя не ценить тех, с кем тебя сводит судьба. Только бы нам когда-нибудь встретиться! Я докажу ему, каков Уильям Брайт.
Во время этого разговора Диана ничего не говорила; вытянув шею, с сияющим лицом и улыбкой на губах она с наслаждением слушала отзывы о том, кого полюбила с первого взгляда, сама того не подозревая.
Миссис Брайт сочла за благоразумие перевести разговор на другую тему.
— Есть лицо, которому мы многим обязаны, — сказала она. — Без помощи женщины, которую Господь послал к нам так своевременно, мы были бы безжалостно умерщвлены индейцами. Неужели вы забыли про нее?
— Сохрани Бог! — с живостью вскричал скваттер. — Бедняжка оказала нам такую услугу, которой нельзя забыть.
— Но черт меня побери, если я понимаю, кто она! — вскричал Уильям.
— И я затруднился бы определить это. Сдается мне, что даже индейцы и охотники, которые рыщут по прериям, мало что могли бы рассказать нам о ней.
— Она только появилась и мгновенно исчезла, — заметил Джеймс.
— Положим, но ее появление, как мимолетно ни было, произвело потрясающее впечатление на индейцев.
— Один вид ее привел краснокожих в ужас; впрочем, что бы ни говорили об этой женщине, она всегда останется для меня добрым гением.
— Ей мы обязаны тем, что не подверглись жестоким пыткам.
— Да благословит Господь достойную женщину! — вскричал скваттер. — Если я когда-нибудь понадоблюсь ей, она может с полной уверенностью обратиться ко мне, и я со всем своим достоянием буду к ее услугам!
На этом завтрак закончился. Все встали и вышли во двор. Сэм оседлал двух лошадей.
Джон Брайт с сыном взяли свои пистолеты, ножи и винтовки, вскочили в седло и, еще раз дав слово возвратиться пораньше, медленно спустились с пригорка по извилистой дорожке, которая вела на равнину.
Тогда Диана и ее мать принялись, как было условлено, приводить все в порядок.
Когда всадники скрылись с глаз за бесчисленными поворотами дорожки и миссис Брайт удостоверилась, что слуги сидят во дворе, занимаясь починкой порванной сбруи, она взяла шитье, села на раскладной стул и сделала дочери знак следовать ее примеру.
Диана повиновалась с некоторым опасением — никогда еще мать не обходилась с ней так таинственно, и она не знала, чему это приписать.
Некоторое время мать и дочь работали молча, сидя друг против друга.
Наконец миссис Брайт перестала шить и посмотрела на дочь.
Та не отрывалась от работы, делая вид, будто не замечает взгляда матери.
— Диана, — сказала миссис Брайт, — не хочешь ли ты сказать мне что-нибудь?
— Я, мама? — воскликнула девушка, подняв голову в изумлении.
— Да, ты, дитя.
— Право, мама, — возразила девушка слегка дрожащим голосом, — я не понимаю вас.
Миссис Брайт вздохнула.
— Да, — прошептала она, — так и должно быть; в жизни девушки обязательно наступает минута, когда невольно и почти бессознательно она имеет тайну от матери.