Граф презрительно пожал плечами.
— Посчитайте, чего вам стоит победа, — возразил охотник, указывая с насмешливой улыбкой на бесчисленные труппы, которыми была усеяна равнина.
Индеец сделал вид, будто не слышит его.
— Дайте честное слово, что не уйдете, господа, — сказал Белый Бизон, — и вас сейчас же развяжут и вернут вам оружие.
— Вероятно, это очередная ловушка, которую вы расставляете нам, — ответил граф надменно.
— Ба-а! — заметил Меткая Пуля, значительно взглянув на товарища. — Дадим слово на двадцать четыре часа, а там увидим.
— Слышите, господа, — сказал граф, — этот охотник и я, мы даем слово на двадцать четыре часа. Согласны вы на это? Само собой, что по истечении этого срока мы вольны взять наше слово назад.
— Или дать его снова, — добавил канадец с улыбкой. — Чем мы рискуем, давая его?
Два вождя тихо посовещались между собой.
— Мы согласны, — сказал наконец Серый Медведь.
По его знаку мигом перерезали веревки, которыми были связаны пленники. Они встали на ноги.
— Гм! Приятно владеть своими членами, — сказал Меткая Пуля, потягиваясь с наслаждением. — Ба! Я знал, что и на этот раз они меня не убьют.
— Вот ваше оружие и лошади, господа, — сказал вождь.
— Позвольте, — заметил граф, хладнокровно вынимая из кармана часы, — теперь половина восьмого; до половины восьмого же завтрашнего дня мы связаны честным словом.
— Очень хорошо, — ответил Белый Бизон с легким поклоном.
— А теперь вы куда нас уведете? — спросил охотник, посмеиваясь.
— В селение.
— Спасибо!
Они сели на лошадей и последовали за индейцами, которые только их и ждали, чтобы отправиться в обратный путь. Спустя десять минут равнина, где произошло столько событий в течение дня, погрузилась в мир и безмолвие.
Мы предоставим графу и охотнику вернуться под усиленным конвоем в селение краснокожих и поспешим по следам бретонца.
После своего бегства с поля битвы Ивон пустил лошадь во весь опор прямо, куда глаза глядят, чтобы не терять драгоценное время на розыски дороги — для него хороши были все, лишь бы ускакать как можно дальше от противников, из рук которых он так счастливо вырвался.
Однако, промчавшись около часа по лесу, он мало-помалу стал сдерживать лошадь, успокоенный безмолвием, которое царило вокруг.
Пора было дать бедному животному перевести дух — оно уже изнемогало вследствие неимоверных усилий, которых от него требовали.
Бретонец воспользовался этой минутной передышкой, чтобы осмотреть и перезарядить свое оружие.
— Я не храбр, — шептал он про себя, — но — ей-Богу! — первому негодяю, который попытается стать мне поперек дороги, как говорит мой бедный хозяин, я всажу пулю в лоб! Это так же верно, как и то, что мое имя Ивон.
И это было истиной, мы в том порука. Проехав еще несколько шагов, бретонец осмотрелся, остановил лошадь и сошел с нее.
— К чему ехать дальше? — продолжал он рассуждать сам с собой. — Лошади надо отдохнуть, да и сам-то я не прочь слегка поразмяться. Разве не все равно, где остановиться?
С этими словами он расседлал животное, чемоданчик своего хозяина положил у подножия дерева и принялся разводить огонь.
— Как быстро темнеет в этом проклятом краю! — пробормотал он. — Чуть больше восьми часов, а уже не видать ни зги.
Разговаривая таким образом сам с собой, Ивон собрал довольно большое количество хвороста, после чего вернулся к тому месту, которое избрал себе для ночлега, сложил сухие ветки в кучу, поджег и, встав на колени, стал раздувать огонь изо всех сил.
Через минуту он поднял голову, чтобы перевести дух, но вдруг страшно вскрикнул и чуть не упал навзничь.
В трех шагах по ту сторону костра он увидел двух субъектов, которые молча его рассматривали.
После первой минуты изумления бретонец вскочил на ноги и взвел курки пистолетов.
— Тьфу пропасть! — вскричал он. — Как вы меня напугали! Все равно, посмотрим, кто кого одолеет!
— Успокойтесь, брат мой, — ответил нежный голос на плохом английском языке, — мы не хотим ему зла.
В качестве бретонца Ивон коверкал английский язык почти также бегло, как говорил по-французски. Услыхав эту речь, он наклонился вперед и стал всматриваться.
— О! — воскликнул он. — Индианка.
— Да, я, — ответила Цвет Лианы, подходя ближе.
Ее товарищ последовал за ней; бретонец узнал в нем Красного Волка.
— Добро пожаловать к моему скудному становью, — сказал Ивон.
— Благодарю, — произнесла девушка.
— Как вы попали сюда?
— А вы как? — ответила она вопросом на вопрос.
— О! Что касается меня, — сказал он, качая головой, — то это грустная история.
— Что хочет сказать мой брат? — вмешался Красный Волк.
Ладно, ладно, это не ваше дело, а мое, — возразил бретонец. — Скажите мне сперва, что вас-то привело сюда, а там я посмотрю, могу ли доверить вам то, что случилось с моим хозяином и со мной.
— Мой брат осторожен, — ответила Цвет Лианы, — он прав, осторожность нужна в прериях.
— Гм! Желал бы я, чтобы мой хозяин вас слышал, быть может, он не был бы тогда в том положении, в каком находится теперь.
Цвет Лианы вздрогнула.
— О-о-а! Не случилось ли с ним беды? — воскликнула девушка прерывающимся голосом.
Ивон посмотрел на нее.
— Вы за него переживаете?
— Он храбр! — вскричала индианка с жаром. — Сегодня утром он убил кугуара, который угрожал жизни Цвета Лианы. У нее есть сердце, оно помнит, — прибавила девушка с чувством.
— Это правда, это сущая правда, молодая девушка, он спас вам жизнь… но все равно, сперва расскажите, какими судьбами мы встретились здесь в чаще леса.
— Слушайте же, раз непременно хотите знать. Бретонец утвердительно наклонил голову. Ко всем своим выдающимся качествам Ивон присоединил упрямство андалусского лошака. Когда этот достопочтенный субъект вобьет что-нибудь себе в голову, ничто не может заставить его отступить. Впрочем, следует отдать ему справедливость, что в настоящем случае он имел весьма основательные причины не доверять индейцам.
— После того, как Стеклянный Глаз храбро убил кугуара, — продолжала Цвет Лианы взволнованным голосом, — великий вождь Серый Медведь разгневался на свою дочь и велел ей возвращаться в селение в сопровождении Красного Волка.
— Все знаю, — перебил Ивон, — я был при этом, потому-то и нахожу странным, что вы здесь, когда должны бы ехать по дороге в селение.
Индианка обворожительно надула губки по своему обыкновению.
— Бледнолицый любопытен, как старая баба, — сказала она с досадой, — зачем ему знать тайны Цвета Лианы? В ее сердце сладко поет птичка и влечет ее против воли по следам бледнолицего, который спас ей жизнь.
— А! — воскликнул бретонец, угадав приблизительно, что девушка имела в виду. — Это другое дело.
— Вместо того, чтобы ехать обратно в селение, — пояснил Красный Волк, — Цвет Лианы захотела вернуться к Стеклянному Глазу.
Бретонец задумался и долго молчал. Индеец и девушка смотрели на него молча, терпеливо ожидая, чтобы тот объяснился.
Спустя несколько минут Ивон поднял голову и плутовато взглянул на девушку.
— Так вы его любите? — переспросил он, устремив на нее свои серые глазки.
— Да, люблю, — ответила индианка, опустив взор.
— Очень хорошо; слушайте же меня внимательно, я сильно ошибаюсь, если мой рассказ не займет вас в высшей степени.
Слушатели наклонились к нему и приготовились слушать во все уши.
Ивон рассказал тогда с мельчайшими подробностями о разговоре своего господина с двумя вождями, о споре, возникшем из него, затем о бое и, наконец, о своем собственном бегстве.
— Я бежал, — сказал он в заключении, — но — Бог свидетель — не для того, чтобы спасти себя. Правда, я трус, однако не задумаюсь пожертвовать жизнью для своего хозяина. Бежать мне посоветовал Меткая Пуля, чтобы постараться найти помощь.
— Хорошо! — вскричала девушка. — Бледнолицый храбр. Что он хочет сделать?