— Это еще что? — вскричал в изумлении Джон Брайт, притянув поводья, чтобы остановить лошадь.
— Эге! — заметила Волчица, не отвечая скваттеру. — Француз поторопился…
— Что вы хотите сказать?
— Потом все объясню, теперь же примите этих добрых людей, да порадушнее.
— Гм! Пожалуй, отчего бы и не принять, — заметил Джон Брайт с некоторым недоверием. — А все-таки мне надо знать сперва, кто они и что им здесь нужно.
— Это такие же американцы, как и вы, Джон Брайт; я потребовала их у коменданта форта, где они несут службу в гарнизоне, и он прислал их сюда.
— О каком форте и о каком гарнизоне вы говорите, почтенная женщина? Клянусь честью, я ничего не понимаю!
— Как! Вы до сих пор не знаете ваших соседей?
— У меня есть соседи? — с неудовольствием вскричал скваттер.
— В пяти милях, самое большое, стоит форт Макензи, которым командует храбрый военный, майор Мелвилл.
При этом объяснении лицо скваттера повеселело: сосед был ему не соперник, но защитник. Итак, все оказывалось к лучшему.
— Вот оно что! Язасвидетельствую ему свое почтение, — сказал Джон, — таким знакомством в прерии пренебрегать нельзя.
Майор Мелвилл немедленно выслал отряд, которого потребовала его сестра, но сообразив, что обычные солдаты едва ли исполнят так хорошо замышляемое внезапное нападение, он отправил человек двадцать лесных наездников и наемников из самых храбрых и опытных, под командой верного офицера, который давно служил компании, знал прерии вдоль и поперек и был прекрасно осведомлен о хитростях коварного неприятеля, с которым придется иметь дело.
Съехались они с маленьким отрядом у подножия холма. Джон Брайт радушно встретил присланное подкрепление, хотя еще не знал, на что оно ему понадобится.
Ивон сиял от радости; теперь достойный бретонец был уверен, что спасет своего господина, когда располагал таким количеством превосходных винтовок. Все его подозрения улетучились, он рассыпался в изъявлениях благодарности и в извинениях перед Степной Волчицей и двумя ее индейскими друзьями.
Как только все въехали в стан и охотники разместились там со всеми удобствами, Джон Брайт вернулся к своим гостям и после закуски, которую предложил им, сказал:
— Теперь я жду ваших объяснений.
Так как вскоре мы на деле увидим план, который был разработан на этом совещании, то считаем лишним излагать его здесь в подробностях.
Глава XXIV
СТАН ЧЕРНОНОГИХ
Два дня прошло со времени событий, переданных нами в предыдущей главе.
В селении кайнахов дело идет к ночи.
Там сильная суета: готовится экспедиция.
Ночь стоит светлая, звездная. Перед каждой хижиной разведены костры, распространяющие яркий красноватый свет, от которого светло во всем селении.
Оно представляет собой странное и поразительное зрелище со своим суетливым населением, которое кишит и снует во все стороны, озаренное красными отблесками костров.
Граф де Болье и Меткая Пуля, с виду совершенно свободные, тихо разговаривали между собой; они сидели на земле, прислонившись спиной к стене хижины.
Давно уже вышел срок, в течение которого граф обязался быть пленником на слово, однако индейские вожди удовольствовались тем, что отняли у охотника и у него оружие, по-видимому не обращая на них больше никакого внимания.
На большой площади разведены два огромных костра. Вокруг первого, разложенного перед хижиной совета, сидят Белый Бизон, Серый Медведь, Красный Волк и еще трое или четверо главных вождей племени.
Вокруг другого костра человек двадцать воинов безмолвно курят трубки.
Таков был вид селения кайнахов в тот день, когда мы снова приступаем к нашему рассказу, часов в девять вечера.
— Зачем позволять бледнолицым блуждать по селению? — спросил Красный Волк.
Серый Медведь улыбнулся.
— Разве у белых ноги газели или, может, орлиный глаз, чтобы отыскать свой затерянный след в прерии?
— Мой отец прав, если говорит о Стеклянном Глазе, — настаивал Красный Волк, — но Меткая Пуля одарен храбростью краснокожих.
— Да, один он старался бы бежать, но он не бросит своего друга.
— Друг может следовать за ним.
— У Стеклянного Глаза мужественное сердце, но слабые ноги, он не умеет ходить по прерии.
Красный Волк опустил голову, как будто убежденный, и больше не возражал.
— Настал час выступления, союзные нам народы идут теперь к месту сходки, — мрачно сказал Белый Бизон. — Девять часов, сова прокричала два раза, и луна всходит.
— Хорошо, — ответил Серый Медведь, — сейчас станут выкуривать лошадей, а там и в путь отправимся.
Красный Волк пронзительно свистнул.
При этом сигнале двадцать всадников вихрем примчались на площадь и, гарцуя, направились к тому костру, вокруг которого двадцать воинов, сидя на корточках, обнаженные до пояса, молча курили.
Эти воины, тоже кайнахи, оказались без лошади по какой-нибудь случайности — вследствие боя или болезни; всадники были их приятелями, каждый из которых перед экспедицией хотел подарить коня своему другу.
Гарцуя вокруг курильщиков, которые, по-видимому, не обращали на них внимания, каждый всадник высмотрел того, кому хотел отдать лошадь, и удары кнута посыпались на голые плечи бесстрастных воинов.
При каждом ударе всадники выкрикивали имя своего приятеля и прибавляли:
— Презренный нищий! Ты желаешь получить мою лошадь, даю тебе ее, но ты век будешь носить на плечах кровавые следы моего кнута!
Эта процедура продолжалась с четверть часа; хотя кровь струилась по их телу, воины выносили пытку без крика, без стона, они были холодны и неподвижны, точно статуи из флорентийской бронзы.
Наконец Красный Волк свистнул опять, и всадники исчезли так же быстро, как появились.
Пострадавшие встали как ни в чем ни бывало и с сияющими лицами твердыми шагами направились каждый к великолепному, полностью оседланному коню, которого держал под уздцы бывший палач, снова превратившийся в приятеля.
Вот что черноногие разумеют под выражением «выкуривать лошадей».
Когда улеглась суматоха по случаю этого полушутовского-полутрагического эпизода, глашатай взобрался на кровлю хижины совета.
Все жители селения безмолвно стеклись на большую площадь.
— Час пробил! Час пробил! Час пробил! — закричал глашатай. — Воины, беритесь за копья и ружья; кони нетерпеливо бьют копытом, и враги погружены в сон! К оружию! К оружию! К оружию!
— К оружию! — вскричали воины в один голос.
Серый Медведь в сопровождении воинов на таких же ретивых конях, как и он сам, появился посреди площади и грозным голосом испустил боевой клич черноногих.
При этом все схватились за оружие, вскочили в седло и встали рядами вокруг вождей, которые за десять минут очутились во главе пятисот отборных воинов на отличных конях и вооруженных с ног до головы.
Серый Медведь осмотрелся вокруг с торжеством. Глаза его случайно остановились на двух пленниках, которые все еще сидели, преспокойно беседуя между собой и, по-видимому, равнодушные ко всему, что происходило.
При этом виде вождь нахмурил свои густые брови; он наклонился к Белому Бизону, который стоял возле него, и шепнул ему что-то на ухо.
Старик ответил утвердительным знаком и направился к пленникам, между тем как Серый Медведь, став во главе отряда, отдал приказание двигаться в путь и ускакал, оставив за собой не более десятка всадников, предназначенных в случае необходимости оказать Белому Бизону вооруженную помощь.
— Господа, — произнес старик сухо, но с вежливым поклоном, — не угодно ли вам сесть на лошадей и следовать за мной?
— Это приказание, милостивый государь? — надменно спросил граф.
— К чему этот вопрос?
— К тому, что я не имею привычки повиноваться кому-либо.
— Всякое сопротивление с вашей стороны, — возразил старейшина, — не только безумно, но и скорее вредно, чем полезно для ваших интересов. Итак, садитесь на лошадей без дальнейшего промедления.
— Вождь прав, — вмешался Меткая Пуля, взглянув на графа со значением. — К чему упрямиться? Ведь сила на их стороне!