Том 2. Баллады, поэмы и повести

Но вот — уж гроб одет парчой;
  Отверзлася могила;
И слышен колокола вой;
  И теплятся кадила;
Идут и стар и млад во храм;
  Подъемлется рыданье;
Дают бесчувственным устам
  Последнее лобзанье;
И грянул в гроб ужасный млат;
  И взят уж гроб землею;
И лик воспел: «Усопший брат,
  Навеки мир с тобою!»

И вот — и стар и млад пошли
  Обратно в дом печали;
Но вдруг пред ними из земли
  Вкруг дома грозно встали
Гранитны стены — верх зубчат,
  Бока одеты лесом, —
И, сгрянувшись, затворы врат
  Задвинулись утесом.
И вспять погнал пришельцев страх;
  Бегут, не озираясь;
«Небесный гнев на сих стенах!» —
  Вещают, содрогаясь.

И стала та страна с тех пор
  Добычей запустенья;
Поля покрыл дремучий бор;
  Рассыпались селенья.
И человечий глас умолк —
  Лишь филин на утесе
И в ночь осенню гладный волк
  Там воют в черном лесе;
Лишь дико меж седых брегов,
  Спираема корнями
Изрытых бурею дубов,
  Река клубит волнами.

Где древле окружала храм
  Отшельников обитель,
Там грозно свищет по стенам
  Змея, развалин житель;
И гимн по сводам не гремит —
  Лишь веющий порою
Пустынный ветер шевелит
  В развалинах травою;
Лишь, отторгаяся от стен,
  Катятся камни с шумом,
И гул, на время пробужден,
  Шумит в лесу угрюмом.

И на туманистом холме
  Могильный зрится камень;
Над ним всегда в полночной тьме
  Сияет бледный пламень.
И крест поверженный обвит
  Листами повилики:
На нем угрюмый вран сидит,
  Могилы сторож дикий.
И все как мертвое окрест:
  Ни лист не шевелится,
Ни зверь близ сих не про́йдет мест,
  Ни птица не промчится.

Но полночь лишь сойдет с небес —
  Вран черный встрепенется,
Зашепчет пробужденный лес,
  Могила потрясется;
И видима бродяща тень
  Тогда в пустыне ночи:
Как бледный на тумане день,
  Ее сияют очи;
То взор возводит к небесам,
  То, с видом тяжкой муки,
К непроницаемым стенам,
  Моля, подъемлет руки.

И в недре неприступных стен
  Молчание могилы;
Окрест их, мглою покровен,
  Седеет лес унылый:
Там ветер не шумит в листах,
  Не слышно вод журчанья,
Ни благовония в цветах,
  Ни в травке нет дыханья.
И девы спят — их сон глубок;
  И жребий искупленья,
Безвестно, близок иль далек;
  И нет им пробужденья.

Но в час, когда поля заснут
  И мглой земля одета
(Между торжественных минут
  Полночи и рассвета),
Одна из спящих восстает —
  И, странник одинокий,
Свой срочный начинает ход
  Кругом стены высокой;
И смотрит в даль и ждет с тоской:
  «Приди, приди, спаситель!»
Но даль покрыта черной мглой…
  Нейдет, нейдет спаситель!

Когда ж исполнится луна,
  Чреда приходит смены;
В урочный час пробуждена,
  Одна идет на стены,
Другая к ней со стен идет,
  Встречается и руку,
Вздохнув, пришелице дает
  На долгую разлуку;
Потом к почиющим сестрам,
  Задумчива, отходит,
А та печально по стенам
  Одна до смены бродит.

И скоро ль? Долго ль?.. Как узнать?
  Где вестник искупленья?
Где тот, кто властен побеждать
  Все ковы обольщенья,
К прелестной прилеплен мечте?
  Кто мог бы, чист душою,
Небесной верен красоте,
  Непобедим земною,
Все предстоящее презреть
  И с верою смиренной,
Надежды полон, в даль лететь
  К награде сокровенной?..