Вакуйту сменил Большой Сень, он привез Игарке пачку радужных бумажек от Ландура. Радужные лежали на столе. Сень, Яртагин, Нельма что бы ни делали, — говорили, ели, курили, — а глядели все туда, на радужные. Яртагин с Нельмой никогда не видывали такого богатства. У Большого Сеня случалось богатство и побольше, но так давно, что теперь он сомневался, было ли то счастливое время в действительности, а не во сне или в мечтах.
Игарка тоже поглядывал на радужные и думал: «А за мукой-то придется идти в Туруханск. Дней двадцать проходишь».
Сень многозначительно поднял палец и начал рассказывать. Яртагин и Нельма затаили дыхание.
— Ландур звал меня на пароход, хлопал по плечу: «Скажи Игарке, не сердился бы, скажи, получилась ошибка». И меня рассчитал хорошо, дал немножко денег, говорил — в Туруханске оставит муки, пять мешков Игару Иванычу, пять мешков мне.
— С чего Ландур стал такой добрый? — спросил Яртагин.
— Трусит.
— Эге! — Яртагин воинственно тряхнул головой.
Весь ноябрь шли рыбаки, кинутые Ландуром под Туруханском и дальше, вплоть до Подкаменной Тунгуски.
У Игарки каждый день были новые гости, очаг не потухал, в котле над очагом, не переставая, бурлила уха. Каждый день говорилось одно и то же: купцы обсчитывают, обвешивают, завели какие-то книжки — если на весах рыбы пуд, то в книжке обязательно будет меньше. Злей всех Ландур. Как избыть Ландура?
На другое лето Феоктистов снова приехал звать Игарку в лоцманы.
— Ладно, беру всех, — сказал он.
— Спасибо за высокую честь. Только я определился.
— Кто сманил, Талдыкин?
— Свое дело завожу. — Игарка, смеясь, начал перечислять: — Избенку уже поставил. Размеру шесть аршин на круг, крыша дерновая… А все лучше чужой каюты. Вот рыбачить, промышлять на тебя согласен. Поработал на Талдыкина, сыт. Попробую — может, у тебя лучше.
Феоктистов обрадовался и этому. Вместе с Игаркой перешло к Феоктистову еще десятка два рыбаков и охотников.
Яртагин принес вязанку зеленых кедровых веток.
— Ты, отец, что, поправился? — спросила Нельма. Перед этим Яртагин недели две не выходил на волю.
— Да… — Яртагин встал на колени, одной рукой оперся о пол, другой начал расстилать ветки вдоль стены за очагом.
Догадалась Нельма, что отец готовит себе смертную постель. Уложил Яртагин ветки, накрыл старой оленьей шкурой, из кучи дров выбрал пряменькую палочку, взял у Игарки нож, лег в постель и начал стругать палочку.
Нельма вышла за дверь поплакать, а когда вернулась, никто и не подумал, что она плакала, лицо снова было обычное, внимательное и немножко грустное. И про Яртагина нельзя было подумать, что доживает последние дни: спокойно, заботливо стругал он палочку, будто делал что-то очень нужное для жизни — нарту или детскую колыбельку.
Так и пошло: Яртагин стругал, Нельма хлопотала у котла, вязала сети, Игарка делал разнообразные ловушки и капканы, каждому зверю по его лапе.
Прошло времени с неделю. Яртагин велел Игарке познать Сеня, а пришел Сень — Яртагин отложил нож, палочку и сказал:
— Сень, будешь Нельме отцом! Я устал.
— Буду. — Сень опустил голову.
— Научишь Игарку ловить песцов!
— Научу.
Яртагин велел кликнуть собак, принести капканы, ловушки, сети и сказал, обращаясь к ним:
— Теперь будете служить вот ему, Игару Иванычу. Старайтесь, чтобы я не слышал на вас жалобы!
Велел поставить около двери нарту.
— Ты думаешь, тебя совсем кинули? Думаешь, у нас нет оленей? Напрасно. У нас много оленей. На Пясине, на Хатанге, на Аваме — везде наши олени. Только я остарел — не могу собрать их. Теперь у тебя будет новый хозяин. Он молодой, соберет. А ты подожди, не обижайся!
Лодка была далеко, у реки под обрывом, и Яртагин поговорил с ней заочно:
— Служи Игару Иванычу и в тишь, и в грозу, и по воде, и против воды, слушайся и правого весла и левого!
Подозвал Яртагин Игарку, протянул ему нож и недоструганную палочку.
— Тебе. Придет горе — возьми! Побежит стружка, за стружкой побежит дума. Дума прогонит горе.
Взял за руку Нельму.
— Прощай! Иду к мамке. — Улыбнулся, погладил дочь. — Вас двое, и нас будет двое.