Как угорелое, без отдыха кружилось северное незакатное солнце. Куда ни глянешь — редины, просветы. Вместо сплошной тайги — жиденькие перелески корявых березок, лиственниц, ползучий тальник. Потом и это исчезло, во всю ширь земли раскинулись моховые болота и озера.
Ландур гремел:
— Отдай якорь! Ходи!
На палубе мелькали новые и новые лица, гудели пьяные голоса. Один за другим исчезали с берегов шалаши, за пароходом удлинялся хвост лодок: к лодке Сеня причалился остяк Яртагин, к нему — эвенки, долганы, юраки.
Конец пути был на пороге океана, у пустынных Бреховских островов.
Рыбаки расселились по островам неводить, матросы стали к бочкам солить рыбу, Егор Ширяев получил толстую, как библия, книгу для записей, огромные счеты и старые лживые весы: на время путины Ландур назначил его приемщиком рыбы.
Но не прошло и недели, как Егор был разжалован, Ландур обнаружил за ним неслыханное преступление: Егор, оказалось, исправил весы; когда сдавали осетрину, так и записывал: осетрина; а если сдавали костерь, то — костерь. К весам встал более надежный приемщик: весы испортил, осетрину переписал на костерь, а костерь — на селедку.
— Тебе придется к бочкам, на засол, — сказал Ширяеву Ландур.
— А я, пожалуй, совсем уйду. Свет велик, разминемся.
И Егор уехал на дальние пески к Яртагину.
Минул день, другой, а Егор все жил у Яртагина, помогал тянуть невод, потрошить рыбу, собирать дрова, по ночам охранял лодку и рыболовные снасти, около них на берегу устроил и постель.
Однажды Яртагин спросил осторожно:
— Ландур будет ругаться?
— Не будет. Я ушел от него.
— Ушел? — озадаченно пробормотал Яртагин. — Нельма, ты слышала? Ушел?
Не понимала и она: от Ландура еще никто не уходил, попробовал один остяк уйти к другому купцу, но тот не принял его, вернулся остяк к Ландуру и кланялся в ноги. Нет, если уж кто связался с Ландуром, тому не уйти, от Ландура одна дорога — в могилу.
— Ушел? Куда ушел?
— Куда захочу. Сегодня у тебя, завтра могу туда, — Егор махнул на север, к морю, — послезавтра туда, — махнул на юг, к тайге.
— Можешь и туда? — Яртагин показал на восток, на Таймырскую тундру. — И туда можешь? — показал на запад, на тундру Ямало-Обскую.
— Куда угодно, как ветер. Теперь я на Ландура — тьфу! — Егор сплюнул и растер плевок сапогом. — Вот так!
Яртагин бросил чистить рыбу, поманил Нельму, и оба уехали на соседний остров к Большому Сеню, может быть, он растолкует такое небывалое дело. Погодя немного, на пески Яртагина высадился Большой Сень, с ним человек двадцать рыбаков. Целый день по реке сновали лодки, весь многочисленный люд, промышлявший у Бреховских островов, перебывал у Яртагина. Старик размахивал руками на все стороны света и воинственно шумел: «Он может туда и туда. Ландур ему — тьфу! — Хватал горстями песок, кидал в ветер, песок улетал пыльным облаком. — Вот Ландур».
Рыбаки ахали, боязливо оглядывались и тесней грудились к Егору. Уезжая, крепко стискивали ему руку и говорили: «Игар Иваныч, приходи гостевать! Игар Иваныч, не забудь нас!»
Была ночь, правда только по званию, а на деле — не то утро, не то вечер. Светило солнце, летали чайки, кое-где по островам курились костры, может быть — последние вечерние, а может — первые утренние. Солнце было красноватое и не лучистое, как при лесном пожаре. Вода, чайки, пески тоже красноватые. Егор сидел на опрокинутой лодке, думал, куда бы скрыться от солнца и от комаров: пора, Игар Иваныч, спать, пора!
Из шалаша вышла Нельма, остановилась шагах в двух от Егора.
— Потеряла что-нибудь? — спросил Егор.
— Нет.
— Гуляешь?
— Нет.
— Садись, посиди!
— Нет, Игарка.
— Что, как?
— Игарка…
Он наконец догадался, что относится это к нему.
— Ладно, пускай буду Игарка. А пришла-то зачем?
Нельма еще раз сказала ласково: «Игарка», рассмеялась и убежала.
IV
Егор, Яртагин и Нельма тянули невод.
Приехал промышленник Феоктистов, откинул с лица черную сетку-накомарник, огладил пышную рыжую бороду.
— К тебе, Егор Иваныч… зову старшим лоцманом.
Егор продолжал тянуть невод. Феоктистов шел рядом.
— Мы не какие-нибудь Ландуры. Мы, сам знаешь, купцы древние. Плату положу добрую, семь красных в месяц. Будет тебе отдельная каюта и харч капитанский.