Я стояла, ничего не понимая. Руки у меня были липкие, потому что я схватилась руками за свежевыкрашенные перила, только теперь я почувствовала это. Я захотела вытереть их и тут увидела, что держу в правой руке оставленную мне бумажку. Я стала под фонарь, подняла к глазам бумажный лоскуток и прочла: «Бирка 384. 3 мая 1938 года». Стояла краешком печать. Сперва я не могла разобрать, что за буквы на ней, потом прочла, но не поверила своим глазам… На печати значилось: «Мужик сердитый».
Глава 3
Машина № МБ 56-93
Не знаю, не помню, не представляю себе, как досидела я третьего мая в школе до конца последнего урока. Я не слышала, о чем говорят в классе, и Тате пришлось несколько раз ткнуть меня в бок и щипнуть за локоть, прежде чем я услышала, что меня вызывает учительница географии:
– Что с вами, Крупицына? Вы словно отсутствуете. Где витают ваши мысли?
– Она еще после праздника не в себе, – сказал с места Ромка.
– Каштан, я вас не спрашиваю! – остановила его учительница. – Вы нездоровы, Крупицына?
– Да, голова что-то болит, – соврала я.
– Ты правда сегодня, Сима, какая-то странная, – удивилась Тата.
Ребята ждали, что, после того что произошло на вечеринке, я приду сама не своя, и сговорились, должно быть, ни о чем мне не напоминать. Но состояние тревоги, ожидания, в котором я была, мало походило на смущение или сожаление. Ребята не знали, как со мной заговорить, а мне было не до них. Я не спала почти всю ночь, я строила сотни самых необыкновенных предположений. Для чего я понадобилась этим двум непонятным автомобилистам? Что это за странный вопрос о героине?.. Почему они выбрали именно меня, узнали для чего-то мой адрес? Зачем они заставили меня произнести несколько слов по-французски?..
Я собиралась было рассказать обо всем отцу, но потом раздумала: конечно, он бы меня никуда не пустил и первое в моей жизни приключение сразу бы на этом и закончилось.
Без четверти три я уже была на улице у своих ворот. Я так переволновалась, что теперь меня страшило только одно: вдруг все было шуткой и машина не придет? Я не сводила глаз с того конца улицы, который обращен к мосту, я ждала машину с минуты на минуту. А ее всё не было.
– Ты кого это ждешь, кому назначила?
Передо мной стоял Ромка. Вот уж некстати! А может быть, сказать ему? Все-таки не так страшно.
– А я иду мимо, – сказал Ромка, – и думаю: что это у меня в глазах рябит? Смотрю – оказывается, Крупицына стоит.
– Ну тебя, Ромка! Думаешь, сострил? Нисколечко меня твои глупости не трогают!
– А у Бурмиловой-то кто в амбицию полез?
– И вовсе не оттого, как ты думаешь. У меня теперь такие дела, что мне обижаться нет времени.
– Это какие же такие дела?
– Такие. Узнаешь после.
– Воображаю!
Еще немножко, и я бы, вероятно, не утерпела и рассказала, но тут вдруг, совсем не там, где я ждала, а с другого конца улицы, из переулка, выкатила небольшая черная машина. Я не обратила на нее внимания, все ждала ту зеленую. Сердитый шофер приоткрыл дверцу и высунулся из машины:
– Эй, слышь, где тут семнадцатый номер дома?
– Квартиру четыре вам, да? Это за мной.
– Дадут адрес, не найдешь! – ворчал шофер. – Бирка-то есть?
Я протянула ему бумажку с печатью: «Мужик сердитый». Шофер взглянул краешком глаза на бирку и мотнул головой назад:
– Садись. Кругом, с той стороны. Тут дверца сломана.
Я обошла машину. Мне снова сделалось очень страшно, и вдруг счастливая мысль пришла мне в голову. Я успела взглянуть на номер машины.
– Ромка, – прошептала я, – если я не вернусь… ну, что-нибудь случится… в общем, запомни, Ромка: машина номер МБ 56–93.
Надо было видеть, как посмотрел на меня Ромка! Я никогда не видела его таким растерянным и сбитым с толку. Но прежде чем он успел что-нибудь сказать, я влезла в машину, шофер дал газ, и мы помчались.
Некоторое время мы ехали молча, потом я решилась обратиться к мрачному водителю:
– А куда вы меня сейчас повезете?
– Куда велели, туда прямым сообщением и повезу. Мне долго развозить-то некогда. Мне еще за талонами на бензин ехать, да, того и жди, задний баллон спустит. Резины не дают, а гоняют!
– А это далеко? – Я робко скосила глаза на угрюмого шофера.
– А тебе какая забота? Села и езжай. Далеко ли, близко ли…
Минут пять мы ехали молча. Я уже сбилась с направления и не могла угадать, где мы находимся. Улицы были незнакомые, дома делались все меньше и меньше. Я чувствовала, что мы подъезжаем к окраинам.