В огромной столовой княжеского дома был великолепно сервирован стол для приглашенных. Не забыты были и дворовые люди, и даже крестьяне. Для первых были накрыты столы в людской, а для последних поставлены на огромном дворе княжеского дома, под открытым небом.
Князь Сергей Сергеевич и в доме принимал гостей с тою же печальною сдержанностью, как и в церкви, но это не помешало ему быть с ними предупредительно любезным и очаровать всех своим гостеприимством.
Княгиня Васса Семеновна и княжна Людмила заняли почетные места у стола, и князь весь обед проговорил с княгиней о хозяйственных делах, о своих намерениях изменения некоторых порядков в имении, и почтительно выслушивал ее ответы и советы. О своей покойной матери он сказал лишь несколько слов по поводу ее продолжительной и тяжкой болезни, не поддававшейся лечению лейб-медиков, присылаемых императрицей. Между прочим, он счелся родством.
— Ну, что касается родства, то оно у нас очень отдаленно, — заметила княгиня.
— Да, если я не ошибаюсь, сто лет тому назад одна из княгинь Полторацких была замужем за князем Луговым.
— Может быть, может быть, — ответила княгиня.
При этом известии княжна Людмила навострила уши.
«Что, если через сто лет это повторится?» — мелькнуло в ее уме, и она густо покраснела.
Это было кстати, так как молодой князь в этот самый момент обратился к ней с вопросом:
— Я слышал, что вы часто гуляли в здешнем парке? Мне очень приятно, что он вам нравится.
— У нас в Зиновьеве есть тоже хорошие места, но они не могут сравниться с вашим парком, — ответила за дочь княгиня, — моя девочка летом чуть ли не каждый день ходила сюда.
— Тем дороже для меня будет этот парк, — любезно произнес князь Сергей и метнул на княжну Людмилу выразительный взгляд, а затем, когда окончился поминальный обед и приглашенные перешли в гостиную и разбились на группы, почти не отходил от княгини и княжны Полторацких.
Они первые поднялись после десерта и стали собираться домой.
Князь Луговой проводил их до кареты.
— Надеюсь, увидимся, — сказала княгиня Васса Семеновна.
— Я не премину, княгиня, очень скоро лично поблагодарить вас за сочувствие, которое вы выказали мне в память моей покойной матери, и за честь, которую вы оказали мне своим посещением.
После отъезда княгини и княжны стали разъезжаться и остальные гости. Князь всем сумел сказать на прощание что-нибудь приятное. Все, кроме огорченных маменек взрослых дочерей, злобствовавших на князя за его внимание к Полторацким, уехали от него обвороженные.
Княгиня Васса Семеновна и Людмила некоторое время молчали. Обе были под впечатлением давно ожидаемого ими свидания. На обеих князь произвел сильное впечатление. Надежда, что ее дочь найдет в Луговом свою судьбу, превратилась в сердце княгини Вассы Семеновны в уверенность. Она видела, какие восторженные взгляды бросал молодой князь на ее Люду, заметила злобные лица других маменек и основательно заключила, что ее дочь одержала победу. Людмила встретила в князе Луговом олицетворение созданного ее воображением «жениха». Она мысленно таким воображала себе мужчину, который поведет ее к алтарю, и чутьем догадалась, что произвела на князя впечатление.
«Я понравилась ему, — неслось в ее уме, — а он, он… я влюблена в него».
Наконец княгиня Васса Семеновна нарушила молчание.
— Какой милый молодой человек этот князь! — сказала она. — Я даже этого не ожидала.
— А я, напротив, — вырвалось у княжны Людмилы, — именно таким и представляла его себе.
— Представляла?
— Да, мама, представляла. Ведь когда ты мне сказала, что было бы хорошо, если бы князь сделал мне предложение, то есть когда стала представлять себе, каким он может быть на самом деле…
Девушка склонилась к плечу матери и опустила головку.
— И каким же ты его себе представила?
— Да таким почти, как он есть… — уже совершенно склонившись на грудь матери, прошептала молодая девушка.
— Глупенькая моя! — потрепала ее княгиня по щеке, но вдруг заметила, что эта щека мокрая, — княжна плакала. — О чем же ты плачешь, Людочка?
— Это так, мама, это пройдет. Все это так странно…
— Что странно?
— Да то, что он именно такой, каким я представляла себе его.
— Значит, он тебе нравится?
— Да… — снова чуть слышно произнесла молодая девушка.
— Вот и хорошо… Кажется, и на него ты произвела впечатление. Теперь, когда он приедет, надо быть с ним любезной, но сдержанной… Надо помнить, что ты — взрослая девушка, невеста. Не скрою от тебя, я с удовольствием увидала бы тебя княгиней Луговой.
— Он скоро приедет к нам? — спросила княжна Людмила.
— Вероятно, на днях… не станет медлить.
Они в это время подъехали к дому, и карета остановилась.
Княжна Людмила прошла в свою комнату раздеваться. К ней, конечно, явилась Таня.
— Милая, хорошая, какой он красавец! — восторженно воскликнула княжна, бросаясь на шею своей служанки-подруги.
— Да неужели, ваше сиятельство?
— Что с тобою, ты опять сердишься на меня? — отшатнулась от Тани княжна Людмила.
— Смею ли я?..
— Что это за тон?!
Таня со времени начавшихся в Зиновьеве надежд на молодого князя Лугового стала титуловать свою молодую госпожу, как-то особенно подчеркивая этот титул. Княжна Людмила запрещала ей это; Таня подчинялась в обыкновенные дни и звала ее просто «Людмила Васильевна», но, когда бывали гости и несколько дней после их визитов, будучи в дурном расположении духа, умышленно не исполняла просьбы свой госпожи и каждую минуту звала ее «ваше сиятельство».
— Таня, милая, что я тебе сделала? — плаксиво заговорила княжна.
— Да ничего. Что вы можете сделать мне, своей холопке, чтобы я смела рассердиться?
— Вот опять «холопки». Что это такое? Ты знаешь, что ты — мой лучший и единственный друг.
— Какой же друг? Ведь я — крепостная.
— Что же из того? Я и мама любим тебя как родную.
— Знаю, знаю и благодарна, — сквозь зубы проговорила Таня. — Но не об этом речь. Вы говорили, что князь — красавец.
— Ах, Таня, такой красавец, что я и не видывала.
Обе девушки снова замолчали. Таня занялась расстегиванием платья княжны, а последняя устремила куда-то вдаль мечтательный взор. О чем думала она? О прошлом или настоящем?
— Каков же он собою? — первая нарушила молчание Татьяна.
Княжна вздрогнула, как бы очнувшись от сна, но это не помешало ей через минуту яркими красками описать своей подруге церемонию погребения, обед и в особенности внешность князя и сказанные им слова.
— Да вот ты увидишь его на днях. Он приедет, — закончила она свой рассказ. — Ты тогда скажешь мне, права я или нет?
— Коли удастся посмотреть в щелочку, скажу, — со злобною иронией сказала Таня.
Вскоре они расстались. Княжна пошла к матери на террасу, а Таня пошла чистить снятое с княжны платье. С особенною злобою выколачивала она пыль из подола платья княжны: в этом самом платье «он» видел княжну, говорил с нею и, по ее словам, увлекся ею. Ревность, страшная, беспредметная ревность клокотала в груди молодой девушки.
«Сама увидишь!» — дрожа от внутреннего волнения, думала она. — «Прикажут подать носовой платок или стакан воды, так увижу. На дворе, когда из экипажа будет выходить, тоже могу увидеть. В щелку, ваше сиятельство, и взаправду глядеть не прикажете ли на вашего будущего жениха?» — и рука Татьяны, вооруженная щеткой, нервно ходила по платью княжны.
В то время как все это происходило в Зиновьеве, князь Сергей Луговой находился в отцовском кабинете. Все гости разъехались. Слуги были заняты уборкой комнат, а князь, повторяем, удалился в свой кабинет и с трубкою в руке стал медленно шагать из угла в угол обширной комнаты, пол которой был покрыт мягким ковром. Он переживал впечатления дня, сделанные им знакомства, и его мысли, несмотря на разнообразие лиц, промелькнувших пред ним, против его воли сосредоточились на княжне Людмиле Полторацкой. Ее образ неотступно носился пред ним, и это начинало даже бесить его.