Нет, нет!
Святой Иаков! Ах! Избави нас от бед!
Укроемся!
В шкафу?
Ну да. Прошу покорно, —
Есть место для двоих.
Не слишком ли просторно?
Бежим!
Прощайте! Я остаться здесь хочу.
О гром и молния! За все вам отплачу!
Что, если вход закрыть?
Откройте дверь! Ну что же?
Что он сказал?
Скорей. Откройте же!
О боже!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Мужчины в комнате племянницы моей!
И ночью! Вот предлог для шума и огней.
Святой Хуан! Клянусь, в девическом покое
Нас трое в этот час. И лишних ровно двое.
Зачем вы оба здесь, сеньоры, в поздний час?
Пока Бернард и Сид не покидали нас,[10]
Они, Испании герои и Кастилий,
Умели старцев чтить и честь девиц хранили.
Им, сильным, был их меч не так тяжел, как вам
Плащи из бархата с узором по краям.
Седины стариков те люди чтили строго,
Просили для любви благословенья бога,
Предательство кляли и, то храня, что есть,
Умели отстоять наследственную честь.
И жен они себе без пятен выбирали
В наряде боевом, пред всеми, в шумном зале.
А что касается всех этих молодцов,
Предпочитают тьму для похождений грязных
И за спиной мужей ввергают жен в соблазны, —
Я убежден, что Сид столь дерзкий произвол
Примерно б наказал и подлостью бы счел;
И чтобы знали все, как обойтись с бродягой,
Попрал бы герб его, плашмя ударив шпагой.
Вот как бы поступил — о стыд души моей! —
Герой былых веков с героем наших дней!
Что надобно вам здесь? Пора бы вам признаться.
Что вы над стариком готовы издеваться,
Что юности смешон Саморы вождь седой!
Уж если б кто и мог смеяться надо мной,
То уж совсем не вы...
О герцог!
Нет, ни слова!
Что нужно вам еще? Кинжал есть у любого,
Охоты, празднества, борзые, сокола,
Гитары, песнь любви, когда луна светла,
Береты с перьями, расшитые камзолы,
Пиры, езда верхом, смех юности веселый, —
А скука вас гнетет. Нужна вам каждый миг
Игрушка — ею стал для вас теперь старик.
Игрушка сломана, и все ж — клянусь я словом —
Сам бог обломками велит швырнуть в лицо вам!
За мной!
О герцог!
Нет! Все следуйте за мной!
Сеньоры, видно, вам по сердцу смех такой.
Здесь есть сокровище — честь девушки невинной,
Честь женщины, и в ней честь всей семьи старинной.
Племянницу свою люблю я, и она
Сменить свое кольцо моим кольцом должна.
Она нежна, чиста, достойна уваженья.
И что ж! Едва на миг покину я владенья, —
Руй Гомес, герцог, граф де Сильва, — как уж вор
Бесчестит мой очаг, готовит мне позор.
Назад, бездушные! Ведь ваших рук касанье
Позорит наших жен!.. Я полн негодованья.
Скажите, чем еще прельщает вас мой дом?
Глумитесь, хохоча, над Золотым руном![11]
Седины рвите мне и смейтесь надо мною,
Хвалитесь завтра же пред уличной толпою,
Что из насильников презренных ни один
Не осквернил еще нигде таких седин.
О герцог!
Все сюда! На помощь! Что ж вы стали?
Секиру мне, кинжал, клинок толедской стали!
10
11