Веселым этим поясом я очень дорожу…
Сказать вам? Я скажу:
Какая книга нравится, ту им и заложу.
Аисты*
В воде декламирует жаба.
Спят груши вдоль лона пруда.
Над шапкой зеленого граба
Топорщатся прутья гнезда.
Там аисты, милые птицы,
Семейство серьезных жильцов…
Торчат материнские спицы
И хохлятся спинки птенцов.
С крыльца деревенского дома
Смотрю — и, как сон для меня,
И грохот далекого грома,
И перьев пушистых возня…
И вот… От лугов у дороги,
На фоне грозы, как гонец,
Летит, распластав свои ноги,
С лягушкою в клюве отец.
Дождь схлынул. Замолкли перуны.
На листьях — расплавленный блеск.
Семейство, настроивши струны,
Заводит неслыханный треск.
Трещат про лягушек, про солнце,
Про листья и серенький мох,—
Как будто в ведерное донце
Бросают струею горох…
В тумане дороги и цели,
Жестокие, черные дни…
Хотя бы, хотя бы неделю
Пожить бы вот так, как они!
Табак*
Над жирной навозной жижей
Кустятся табачные листья.
Подойдем вдоль грядок поближе,
Оборвем порыжевшие кисти.
Ишь, набухли, как рыхлые губки…
Подымайте-ка, ксендз, ваши юбки!
Под крышей, над тихой верандой
Мы развесим листья пучками
И, плавно качаясь гирляндой,
Они зажелтеют над нами.
Такой же пейзаж янтарный
Я видал на коробке сигарной.
Будем думать, что мы на Цейлоне…
Впрочем, к черту Цейлон, — не надо!
Вон пасется на солнечном склоне
Литовское пестрое стадо:
Мчатся черные свиньи, как шавки,
Конь валяется томно на травке.
Набьем табаком наши трубки.
Пусть струится дымок лиловатый…
Как пестры деревенские юбки
Вдоль опушки у новой хаты!
На закате туда мы нагрянем
И душистого меду достанем.
Я поэт, а вы ксендз литовский,—
Дай вам Бог и сил и здоровья!
Налетает ветер чертовский
И доносит мычанье коровье,
А за дымом, вдоль склонов нагорий
Колыхается сизый цикорий.
Могила в саду*
В заглохшем саду колыхаются травы.
Широкие липы в медвяном цвету
Подъемлют к лазури кудрявые главы,
И пчелы гудят на лету.
Под липой могила:
Плита и чернеющий орденский крест.
Даль — холм обнажила.
Лесные опушки толпятся окрест.
От сердца живого, от глаз, напоенных цветеньем,
К безвестным зарытым костям потянулась печаль…
Кто он, лейтенант-здоровяк, навеки спеленутый тленьем,
Принесший в чужие поля смертоносную сталь?
Над Эльбою в замке
Мать дремлет в стенах опустелых,
А в траурной рамке —
Два глаза лучистых и смелых…
Литовское небо дрожит от пчелиного хора.
Пушистый котенок лениво прижался к щеке.
Осколок снаряда торчит из земли у забора —
Клуб ржавых колючек сквозь маки сквозит на песке…
Вдали над оврагом
Конь плугом взрывает пласты
И медленным шагом
Обходит густые кусты.
ЧУЖОЕ СОЛНЦЕ
С приятелем*