Выбрать главу

Наконец радостное известие, что леди подарила своему супругу чудесного мальчика и сама чувствует себя хорошо, прервало затянувшийся спор. Бертрам кинулся в комнату жены, Мег Меррилиз спустилась вниз на кухню, чтобы отведать свою порцию гронинг-молта и кенно[62], а Мэннеринг, поглядев на часы и заметив очень точно час и минуту, когда родился ребенок, со всей подобающей учтивостью попросил, чтобы Домини указал ему какое-нибудь место, откуда можно было бы взглянуть на ночное небо.

Сэмсон, ни слова не говоря, встал и распахнул стеклянную дверь, которая вела на старинную террасу позади нового дома, примыкавшую к развалинам старого замка. Поднявшийся ветер разогнал тучи, которые только что перед этим застилали небо. Полная луна светила прямо над его годовой, а вокруг в безоблачном просторе во всем своем великолепии сияли все ближние и дальние звезды. Неожиданная картина, которую их сияние открыло Мэннерингу, глубоко его поразила.

Мы уже говорили, что в конце своего пути наш путешественник приближался к берегу моря, сам, однако, не зная, далеко ли ему до него оставалось. Теперь он увидел, что развалины замка Элленгауэн были расположены на возвышении, или, скорее, на выступе скалы, которая составляла одну из сторон тихой морской бухты. Новый дом, пристроенный совсем вплотную к замку, стоял, однако, чуть ниже, а за ним берег спускался прямо к морю естественными уступами, на которых виднелись одинокие старые деревья, и кончался белой песчаной отмелью.

Другая сторона бухты, та, что была прямо против замка, представляла собой живописный мыс, полого спускавшийся к берегу и весь подрытый рощами, которые в этом зеленом краю доходят до самого меря. Из-за деревьев виднелась рыбацкая хижина. Даже сквозь эту густую тьму видно было, как на берегу передвигаются какие-то огоньки: возможно, что это выгружали контрабанду с люгера, прибывшего с острова Мэн[63] и стоявшего на якоре где-то неподалеку. Едва только там внизу заметили свет в доме, как крики "берегись, гаси огонь" всполошили людей на берегу, и огни тут же потухли.

Был час ночи. Местность поражала своей красотой. Старые серые башни развалин, частью еще уцелевшие, частью разрушенные, и там и сям покрытые ржавыми пятнами, напоминавшими об их глубокой древности, кое-где обвитые плющом, поднимались над краем темной скалы направо от Мэннеринга. Перед ним расстилался безмятежный залив: легкие курчавые волны катились одна за другой, сверкая в лучах луны, и, ударяясь о серебристый берег, рассыпались нежно шуршавшей воздушной пеной. Слева лесные массивы вдавались далеко в океан; луна своим колеблющимся сиянием озаряла их волнистые контуры, создавая изумительную игру света и тени, чащ и прогалин, на которой отдыхает глаз, стремясь в то же время проникнуть глубже во все хитросплетения этой лесной панорамы. Наверху по небу плыли планеты, каждая в ореоле своего собственного сияния, отличавшего ее от меньших по размеру или более далеких звезд. Воображение удивительнейшим образом может обманывать даже тех, чья воля вызвала его к жизни, и Мэннеринг, разглядывая сверкающие небесные тела, готов был почти согласиться с тем, что они действительно влияют на события человеческой жизни, как склонны были тогда думать люди суеверные. Но Мэннеринг был влюбленным юношей, и возможно, что он находился во власти чувств, высказанных одним поэтом наших дней:

Любовь приют свой в сказке обретает: Она легко заводит талисманы И в духов разных верит упоенно, В богов - ведь и сама она богиня, И в существа, что древностью воспеты, И прелести и чар их знает силу, В дриад лесных, и фавнов, и сатиров На горных склонах, в нимф, потоком бурным От глаз укрытых... Все теперь пропало: Им места в жизни не оставил разум. Но, видно, есть у сердца свой язык, Он имена их прежние вспомянет, Что ныне отошли к далеким звездам. Все духи, боги все, что здесь меж нами Когда-то жили, землю поделив По-дружески с людьми, во мгле кромешной Над нами кружат и судьбу влюбленных Вершат оттуда; так и в наши дни Юпитер все великое приносит, Венера все прекрасное дарит.[64]
вернуться

62

Гронинг-молт, упоминаемый в тексте, - это пиво, которое варят, чтобы распить по случаю благополучного разрешения родильницы от бремени. Кен-но более древнего происхождения и, возможно даже, восходит к тайным обрядам Bonae Deae(Bona Dea - добрая богиня. Италийское божество плодородия, в Риме считалось покровительницей женщин). Женщины приготовляют большой жирный сыр, причем все делается втайне; сыр предназначается для угощения кумушек, которые прислуживали во время родов. Сыр этот называется кен-но (не знаю), потому что ни один мужчина о нем ничего не знает. С особенной тщательностью его скрывают от Хозяина. Поэтому тот должен вести себя, как будто он ничего не подозревает. Он усердно угощает женщин и удивляется, что они упорно отказываются. Но как только он уходит, приносят кен-но, и каждая из кумушек получает свою порцию и запивает ее гронинг-молтом. Остатки женщины делят между собой и с той же напускной таинственностью уносят домой большие куски сыра.

вернуться

63

Мэн - остров в Ирландском море, был известен своей контрабандной торговлей, принявшей особенно большие размеры в 1756 - 1765 гг. (в связи с Семилетней войной).

вернуться

64

...Венера все прекрасное дарит... - слова полковника Макса Пикколомини из драматической поэмы Ф. Шиллера "Валленштейн" (ч. I "Пикколомини", действие III).