Хотя сюжетная канва романа «Гай Мэннеринг» не имеет прямого отношения к тем большим историческим сдвигам, которые тогда переживала Великобритания, все же ясно ощутима связь между этими событиями и содержанием «Гая Мэннеринга». Многие сцены романа словно списаны с натуры. Таков, например, рассказ об изгнании дернклюских цыган, напоминавший обычное в то время изгнание крестьян с их земель и превращение полей в пастбища. «Теперь ты можешь устроить стойла для скота в Дернклю, там, где жили люди», — с горечью обращается к лэрду Мег Меррилиз.
Для того времени характерно безудержное ограбление английскими колонизаторами индийского народа. Некоторые детали из жизни Брауна, безусловно, навеяны биографией одного из первых колонизаторов Индии, завоевателя Бенгалии, Роберта Клайва. Как и он, Браун, прибыв в Индию, не застал человека, на покровительство которого рассчитывал. Клайв начал с должности клерка мадрасской конторы Ост-Индской компании, но вскоре сменил гусиное перо на шпагу. Браун тоже был вынужден «поступить клерком... в контору», а когда началась война, «чувствуя в себе природную склонность к военной карьере, сразу же путь к богатству променял на путь к славе». В тех местах романа, где автор говорит об индийских походах Гая Мэннеринга, вспоминаются Аркот и другие названия, связанные с деятельностью Клайва.
Характерен был для своего времени контрабандист Дирк Хаттерайк, правдиво изображены хорошо знакомые писателю эдинбургские адвокаты, часто можно было встретить разорившихся представителей старого шотландского дворянства, судьба которых напоминала Элленгауэна. И все это не портреты каких-то определенных лиц, а собирательные художественные образы. «Характер Дэнди Динмонта, — говорит писатель, — ни с кого не списан. По меньшей мере человек двенадцать дюжих лидсдейлских фермеров... могли бы оспаривать право быть прототипами, правда неотесанного, но зато гостеприимного и великодушного фермера».
Несмотря на кажущееся порой преувеличение эксцентрических черт в характере Домини Сэмсона, этот смешной, неуклюжий, но честный и трогательный в своем простодушии человек вполне реален. В портрете Домини можно найти черты характера и даже внешнее сходство с жившим в Эбботсфорде домашним учителем детей писателя Джорджем Томсоном, сочетавшим прекрасное образование с нелепыми выходками. Наконец, сам автор в предисловии к роману как о прототипе Домини говорит о наставнике одного богатого джентльмена, который после разорения и смерти своего патрона продолжал трогательно заботиться о судьбе его дочери. Единственным характером, который можно считать образом вполне определенного человека, является Джулия Мэннеринг. Рассказывая о ее романтичности, мечтательности и восторженности, сочетающейся с упрямством, Вальтер Скотт словно глядел при этом на висевший в Эбботсфорде портрет своей жены, Шарлотты Шарпантье. Обстоятельства встречи Джулии и Брауна в Шотландии вполне совпадают с аналогичным эпизодом из жизни писателя.
Критика давно обратила внимание на то, что в романах Вальтера Скотта наиболее ярко обрисованы второстепенные герои. В. Г. Белинский вспоминал адресованные Вальтеру Скотту упреки в том, что его главные герои, которые уступают весь интерес более оригинальным и характерным второстепенным лицам, бесцветны: «...разительнейшим образцом этого может служить, например, «Мэннеринг, или астролог», где герой романа является на сцене только в третьей части и то каким-то таинственным лицом, в котором узнаете вы героя только в конце романа, хотя и с первых страниц повести, еще только родившись на свет, он уже сосредоточивает на себе все действие романа...».
Действительно, такие лица, как Браун — Бертрам, Люси Бертрам и другие, стоящие в центре повествования, не очень выразительны, порою даже бледны. Гораздо рельефнее лица, которым отведена не главная роль в сюжетной линии романа, — крестьяне, слуги, тюремщики, контрабандисты, цыгане, содержатели гостиниц и т. д. Среди них выделяются яркие образы смелого и честного Динмонта и цыганки Мег Меррилиз.
Вальтер Скотт иронически относится к буржуазным выскочкам, только что получившим, подобно Глоссину, дворянство. Писатель в то же время показывает духовную бедность провинциальных лэрдов, которые «больше всего на свете интересовались петушиными боями, охотой и скачками, лишь изредка разнообразя эти развлечения какой-нибудь безрассудной дуэлью». Характеризуя лэрда Элленгауэна, автор подчеркивает его простодушие, граничащее с недалекостью. Однако добродушная ирония автора исчезает, и рассказ становится обличительным, когда речь заходит о Годфри Бертраме — мировом судье, начисто разрушившем «сложившееся ранее мнение о своей незлобивости...» Для выживающего из ума, полного кичливой дворянской спеси сэра Роберта Хейзлвуда у писателя находятся сатирические краски, равно как и для характеристики богатой и скаредной старой девы, мисс Маргарет. Острой, обличающей стяжательскую мораль буржуазных «рыцарей чистогана» является сцена вскрытия завещания мисс Маргарет, Мастерски, несколькими штрихами автор показывает тупость, ограниченность, жадность всех этих «братьев и сестер», каждый из которых жаждет получить свою долю наследства.