6. О воскрешении ее
Лувэт провела меня по зеленой борозде до опушки поля. Дальше равнина повышалась, и на горизонте темная полоса обрезала небо. Уже воспламененные облака склонялись к западу. В неверном свечении вечера я различал блуждающие маленькие тени.
— Сейчас, — сказала она, — мы увидим, как зажжется огонь. А завтра, это будет дальше. Ибо они не остаются жить нигде. И они зажигают лишь один огонь в каждом месте.
— Кто они? — спросил я Лувэт.
— Неизвестно. Это дети, одетые в белое. Там есть пришедшие из наших селений. А другия ходят с давних пор.
Мы увидели сверканье огонька, что плясал на вышке.
— Вот их огонь, — сказала Лувэт. Теперь мы можем их найти. Ибо они проводят ночь там, где они устроят очаг, а на следующий день покидают край.
И когда мы вошли на горный хребет, где горел огонь, мы увидали много белых детей вкруг костра.
И среди них, казалось, говорившую им и руководившую ими, я узнал маленькую продавщицу ламп, которую я встретил когда-то в дождливом черном городе.
Она встала, отделившись от детей, и сказала мне:
— Я не продаю больше маленьких лампочек-лгуний, что гаснут в угрюмости дождя.
Ибо времена пришли, когда ложь заняла место правды, когда жалкая работа погибла.
Мы играли в доме Монэль, но лампы были игрушечныя и дом — убежище.
Монэль умерла; я та же Монэль, и я встала в ночи, и малютки пошли за мной, и мы идем вокруг света.
Она обернулась к Лувэт:
— Пойдем с нами, — сказала она, — и будь счастлива во лжи.
И Лувэт побежала к детям, и ее одели также в белое.
— Мы идем, — продолжала та, что вела нас, — и мы лжем каждому встречному, дабы доставить радость.
Наши игрушки были ложью, а теперь вещи наши игрушки.
Среди нас никто не страдает, и никто не умирает: мы возвещаем, что вон те стремятся познать печальную истину, которой нимало не существует. Те, что хотят познать истину, заблуждаются и покидают нас.
Мы, наоборот, не имеем никакой веры в истины мира; ибо они приводят к печали.
А мы хотим вести наших детей к радости.
Теперь взрослые могут прийти к нам, и мы научим их неведению и призрачности.
Мы покажем им маленькие цветочки полевые такими, какими они никогда их не видели; ибо каждый цветок есть новый.
И мы удивимся каждой стране, что мы увидим; ибо всякая страна есть новая.
Сходств вовсе нет в этом мире, и нет для нас воспоминаний.
Все меняется непрестанно, и мы привыкли к сменам.
Вот почему мы зажигаем наш огонь каждый вечер в месте различном, и вокруг огня мы выдумываем, для забавы мгновения, повести о пигмеях и о живых куклах.
А когда пламя угаснет, другая ложь нас охватывает; и нам весело дивиться ей.
И утром мы не знаем больше своих лиц. Ибо, быть может, одни восхотели познать истину, а другие помнят лишь о лжи повечерья.
Так проходим мы по областям, и к нам приходят толпами, и те, что следуют за нами, становятся счастливы.
Раньше, когда мы жили в городе, нас понуждали к одной и той же работе, и мы любили одни и те же существа; и одна и та же работа нас истомляла, и мы отчаивались, видя, как существа, что мы любили, страдают и умирают.
И нашим заблуждением было — задержаться так в жизни, и, оставаясь недвижными, смотреть на течение вещей, или пытаться остановить жизнь и воздвигнуть себе обиталище вечное среди плавучих развалин.
Но маленькие лампочки-лгуньи озарили нам дорогу к счастью.
Люди ищут свою радость в воспоминаниях, упорствуют в существовании и тщеславятся истиной мира, что больше уже не истина, ставши истиной.
Они скорбят о смерти, которая, между тем, есть лишь отображение их науки и их незыблемых законов: они сокрушаются над дурно избранным будущим, что измыслили они, следуя отшедшим истинам, где они избирают, с хотениями отшедшими.
Для нас всякое хотение ново, и мы хотим лишь обманности мига; всякое воспоминание правдиво, а мы отреклись от ведения правды.
И мы почитаем работу гибельной, так как она задерживает жизнь и делает ее подобной себе.
И всякая привычка нам пагубна; ибо мешает нам предаваться всецело новым обманностям.
Таковы были слова той, что вела нас.
И я молил Лувэт вернуться со мной к ее родителям, но я хорошо видел по глазам ее, что она не узнавала меня больше.
Всю ночь я провел среди вселенной грез и обманностей, и я пытался научиться невинности и призрачности и изумлению новорожденного младенца.
Потом пляшущие малые огоньки поблекли.
Тогда, в печальности ночи, я приметил простодушных детей, что плакали, еще не потеряв памяти.