Лишь только он предстал перед виконтом — лицемерным существом в золоте и соболях, с землистого цвета лицом — как сражение было выиграно. Виконт не вынес ясного взгляда голубых глаз командора; они поразили его в самое сердце:
— Господин тамплиер, зачем же было вам беспокоиться? Дело давно решенное! Разве я могу в чем-то отказать сеньору Анселену, столь добропорядочному и почтительному по отношению ко мне? Меж нами нет и не было никогда и тени осложнений. Просто я был слишком занят разными неприятными обязанностями, которые накладывает на меня мой сан, и поэтому не подписал вовремя рескрипт.
Тамплиер не произнес ни слова ни в похвалу, ни в осуждение. С суровым лицом он наблюдал, как перо яростно скребет по пергаменту, как застывает воск с оттиском печати виконта. Он даже не снизошел до благодарности. Льстец же не знал, как ему держать себя. Его козьи глазки так бегали по лицам от одного к другому. Внимательному зрителю эта молчаливая сцена сказала бы о многом.
И вот наступил последний вечер в Молеоне, и все собрались на последнюю трапезу за длинным столом. Несмотря на то, что нам не терпелось пуститься в дорогу, нас охватила тревога, действию которой мы пытались сопротивляться. Жанна встала первой. Проглотив хлеб с маслом и кружку парного молока, она обошла весь дом сверху донизу. Добравшись до самого верха башни, она из-за зубцов долго глядела на мягкие очертания родных черепичных крыш, большую каминную трубу, из которой уже валил серый дым, на полный народа двор, конюхов, навьючивавших мулов, и взнуздывавших верховых лошадей, слуг, запасающих воду на день из колодца, и на темный, бескрайний, густой лес Молеона, встающий сразу за стеной и частоколом ограды, спускающийся до самых деревенских хижин и снова поднимающийся к подножию обители, сливаясь с голубой линией холмов. Ощущая какое-то смутное предчувствие недоброго, девушка кусала губы, чтобы не расплакаться. Подбадривая ее, стражник отважился сказать:
— Вы еще увидите все это, госпожа! Вернетесь, и найдете все точь-в-точь таким же! Дом прочен, да и мы на месте!
В знак благодарности она легко коснулась пальцами стальных колец его панциря. Тут стражник, в свою очередь, закусил губу и пробормотал:
— Нам будет не хватать вас, госпожа! Возвращайтесь скорее!
После рукопожатий, объятий, поцелуев женщин, под их причитания мы наконец тронулись. Последним взгромоздили на коня хозяина: он настоял на том, чтобы перецеловать всех пожилых женщин домена и служанок. Потом он долго и пристально посмотрел на свой дом. Никогда раньше он не казался ему столь прекрасным! Будучи человеком простым и непритязательным он никогда не замечал, что лес его источает чудесный аромат, холмы напоминают морские волны, а на ветвях деревьев живет множество певчих птиц!
Весь деревенский люд вышел к нам, чтобы проститься; толпа окружала тамплиеров, отправлявшихся в путь по приказу Великого Магистра Иерусалимского. Эти добрые люди, сами того не желая, замедлили наше шествие. Но можно ли было оказаться столь черствым, чтобы обидеть их? То, о чем говорили сердца и уезжавших, и остающихся, помимо слов, стоило полудневной задержки! В окружении детей-певчих из церкви вышел приходской священник с серебряным, усыпанным цветными камнями крестом в руках. Он дал нам святой воды. А когда перед ним преклонили стяг Анселена и золотая бахрома коснулась травы, он щедро окропил его. И вот, у конца пруда, процессия разделилась! Однако некоторые, самые сильные и наиболее преданные, следовали с нами до самой границы владения, среди них был и Юрпель. То место было отмечено железным крестом, на котором висел герб рода Молеонов.
— Вот, — простонал Юрпель, — вот, мой господин, я и возвращаюсь с тяжестью на сердце!
— Не переживай так! Если я, что очень вероятно, осяду там, а Жанна и Рено вернутся восвояси, то я вызову тебя. Обещаю тебе это и клянусь: остаток дней мы проведем вместе.
— О, господин, спаси вас Бог! Я буду жить этой надеждой.
— Ты можешь и должен так поступать.
И вскоре Юрпель, поворотив коня, пришпорил его и исчез за кустарниками.
— Вот сейчас, — проговорил Анселен, — мы действительно в пути.
И вдруг, не отъехав и лье от железного креста, васанский мой конь заржал, да так странно, что я забеспокоился. Бока его так и ходили подо мной.
— Он не до конца оправился от раны!
— Нет, — ответил тамплиер, скакавший рядом со мной, — он чует падаль. Это свойство его породы, разве вы не знаете?
Действительно, как же я мог забыть, что от природы он обладал даром ясновидения? Я имел тому много примеров, но, встревожившись до крайности, совсем упустил это из виду. И чем дальше мы продвигались, тем беспокойнее он становился, тем чаще вырывалось у него это тревожное ржание, от которого прядали ушами остальные лошади. Немного погодя впереди нас в небо взвилась стая черных воронов. Они растаскивали останки человека, по-видимому, убитого и почти съеденного волками прошлой ночью. Среди обрывков одежды и обглоданных костей один из нас заметил свинцовую раковину и воскликнул: