На Табби слезы оказали незамедлительный эффект. Самый крепкий орешек мужского пола превращается в воск в присутствии плачущей женщины. Он бросил надувать щеки и неуверенно взглянул на страдалицу.
— Ну вот, нате вам! — неуверенно выговорил он. Рыдания продолжались. Замешательство его росло. Он быстро продвигался к точке полного таяния, когда взгляд его, беспокойно мечущийся по комнате, упал на брюки, валявшиеся на полу. Он поднял их, натянул и мигом почувствовал заметное улучшение.
— Ну вот, нате вам! — уже потверже повторил он. Табби подошел к шкафу, достал рубашку и галстук. Через несколько минут, полностью одевшись, он обрел прежнюю суровость.
— Ну вот, нате вам! — сказал он как сильный, властный мужчина. — Все вы одинаковые! Считаете, стоит вам заплакать, и добьетесь своего!
Бормотания и невнятные упреки донеслись до него сквозь всхлипы. Он резко обернулся.
— Что такое?
Оказалось, что мисс Виттекер упрекает его за жестокость. Он воспринял упреки с энергичностью, какой ему ни за что не удалось бы обрести, оставайся он во флаге и полотенце.
— А каким мне еще быть? Добрым, что ли? Любимая девушка тебя надувает! Да у меня сердце чуть не разорвалось, когда я все понял! Нет, это надо же! Позволила какому-то парню посылать тебе драгоценности! Да еще Булпиту!
— Он не посылал. Никто не посылал!
— Я видел, как принесли пакет.
— Там не драгоценности были. Там… там было другое.
— Тогда отчего ты не дала мне посмотреть?
— Я не хотела, чтоб ты видел!
— Х-ха!
Даже не такая отважная девушка, как Пруденс Виттекер, обиделась бы на это «Х-ха!». Прибавьте каркающий хохот, и вы ничуть не удивитесь, что она оборвала рыдания и села.
— Если ты и правда желаешь знать, — сказала она с холодным вызовом, — это носовой прибор.
С самых трех часов дня, когда, остановившись у второго камня, Табби кое-как воспроизвел песенку коноплянки (учтите, он никогда не занимался имитацией птичьего пения), он находился в жестоком душевном напряжении. Возможно, сейчас оно сказалось. Что такое за носовой прибор? Он потребовал разъяснений.
Пруденс осунулась на глазах. Она решилась открыть секрет, который надеялась сохранить от мира, секрет, который вытянуть из нее могли только дикие лошади, — и мучилась непереносимо. Однако выговорила:
— Прибор, который меняет форму носа.
— Что?!
— Я увидела в журнале рекламу, — тихо продолжала она. — Исправляются некрасивые носы всех форм. Надо надевать, пока спишь. Они просили заполнить купон и приложить десять шиллингов. Я заполнила и приложила. Прибор принесли, как раз когда мы с тобой ссорились. Разве я могла признаться? — Голос у нее сорвался, глаза стали плавиться слезами. — Я считала, что ты доверяешь мне…
Упрек этот бил наповал, в другое время Табби непременно пошатнулся бы под его тяжестью. Но теперь он слишком растерялся, и стрела пролетела мимо.
— Зачем тебе понадобилось исправлять нос?
Пруденс, отвернувшись, принялась пощипывать покрывало.
— Он вздернутый, — еле слышно пролепетала она.
Табби глядел на нее в полном обалдении.
— Это же красиво!
Пруденс быстро, недоверчиво взглянула на него, в глазах у нее зажегся свет.
— Красиво?
— Еще бы! Замечательно!
— О-о, Теодор!
— Да носик у тебя — высший класс! Обалденный носик! Не смей к нему прикасаться. Оставь как есть. Нет, это надо же! Нос! В пакете только это и было?
Табби пошел к тому месту, где сидела Пруденс, спотыкаясь, будто слепой. Снова принялся он раздувать щеки, но теперь — в другом смысле.
— Ах ты, черт! Какой же я кретин!
— Нет!
— Кретин!
— Ты не виноват!
— Виноват!
— Нет. Нужно было объяснить сразу.
— Не нужно.
— Нужно.
— Нет и нет! Я должен тебе доверять. Должен знать, что ты ни за что… О, Пру, я так мучился!
Голова ее склонилась к нему на плечо, он зарылся лицом в ее волосы. Они прижались друг к другу, и в мозгу его что-то щелкнуло. Возникло ощущение, будто он забыл что-то, не выполнил какого-то дела.
Поцеловать ее? Нет, не то. Он как раз ее целовал.
Приласкать? Опять нет, этим он и занимался.
И тут он вспомнил! Адриан Пик так и томится в шкафу у сэра Бакстона, ждет, пока он принесет ему одежду.
Табби колебался. Вокруг его шеи скользнула рука, и он отбросил колебания. Стоит ли портить золотой миг мыслями об Адриане? Ничего с ним не случится. Ну, ждет — и ждет! Попозже времени будет навалом, можно о нем позаботиться.