Он повернулся, намереваясь сломать карандаш (да, средство слабое, но лучше не пришло в голову), и потому не увидел, как внезапно засветилось лицо его дочери, словно распахнулись ставни и в комнату хлынул солнечный свет.
— Княгиня выходит за Адриана?
Внезапно сэр Бакстон вспомнил. Он встал, обошел стол, отечески разглядывая Джин. Ему все еще казалось невероятным, чтоб его дочка вдруг влюбилась в этого Пика, но Булпит говорил уж очень уверенно…
— Прости. Надеюсь, ты не очень расстроилась.
— Да я петь готова! И запою, если ты подтянешь!
— А? — Сэр Бакстон в изумлении разинул рот. — Разве ты не влюблена в этого прохвоста?
— Кто тебе сказал?
— Булпит.
— Он перепутал. Я влюблена в другого прохвоста! В Джо!
— В Джо Ванрингэма?
— В него самого.
— Нет, ты серьезно?
— Абсолютно!
— Джин! Господи, как я рад!
— Так я и думала. Он тебе нравится, правда?
— Сразу его полюбил. Прекрасный человек. Потрясающий. И… э… богат. Но какое это имеет значение? Для меня — никакого.
— Джо совсем не богат. У него нет ни гроша.
— Как это — ни гроша?
— По крайней мере, их мало. Но, как ты говоришь, — какое это имеет значение? Главное — любовь! Она, Бак, движет солнце и светила.
Мир вокруг сэра Бакстона задвигался на манер этих светил.
— Но его пьеса…
— О, с ней кончено!
— Отчего?
— Некогда объяснять! Бегу звонить ему!
— Да черт побери…
— С дороги, Бак, не то я растопчу тебя в пыль! О, Джо, Джо, Джо! Последний раз говорю, Бак. Ступай на свою жердочку, не вертись под ногами! Благодарю! Так-то лучше! О, простите, мистер Чиннери!
Опрометью метнувшись из кабинета, она налетела на Чиннери. Приняв на себя всю тяжесть ее тела, тот с минутку отпыхивался, как пес. Наконец он оправился. Он нес новость, в сравнении с которой всякие толчки были истинными пустяками.
— Эббот!
— Да?
— Эббот, этот Булпит в доме! Я его видел!
— Я тоже.
— Да Господи!
Сэр Бакстон, который от волнения забыл сломать карандаш, наконец с треском переломил его.
— Пожалуйста, не врывайтесь так, Чиннери. Я знаю, что Булпит в доме. Теперь это не имеет ни малейшего значения. Повестку вручать некому. Они помирились.
— Помирились?
— Да.
— Та барышня и наш Ванрингэм?
— Да.
— И княгиня не пронюхала, что ему предъявляли иск?
— Нет.
— Ф-фу! — Чиннери рухнул в кресло. — Гора с плеч! Когда я увидел, как Булпит спускается по лестнице, меня будто пыльным мешком огрели! Значит, все прекрасно.
— У-хм, просто превосходно.
— Теперь ничто не мешает ей купить дом.
— Ничто. Но, между прочим, — добавил сэр Бакстон, радуясь перспективе обрести товарища по несчастью, — она решила его не покупать.
— Что?!
— Чего это сегодня все как заведенные кричат «что?», — проворчал сэр Бакстон.
Грудь Чиннери вздымалась и опадала, словно волны на сцене.
— Не покупать?
— Вот именно.
— То есть, денег вы не получите?
— Абсолютно.
— А как же мои пятьсот фунтов?
— Ах, — жизнерадостно произнес сэр Бакстон, — всем нам интересно бы знать!
Наступила пауза, и в кабинет вошла леди Эббот. За ней, в костюме Табби, поспешал мистер Булпит.
Сэр Бакстон и Чиннери утратили ясность ума, придающую нам проницательность, а если бы не утратили, то заметили бы, что с последнего раза в поведении леди Эббот произошла легкая перемена. Она лишилась величественного спокойствия, производившего на новых гостей такое впечатление, будто их знакомят с национальным монументом. Не будь эта мысль абсурдной, мы бы сказали, что она возбуждена.
— Бак, — сказала хозяйка дома, — Сэм хочет с тобой поговорить.
Мимолетное ликование сэра Бакстона мгновенно угасло. Он печально взглянул на шурина. Тот уже не выступал в роли дьявольского оружия, но баронету он все равно не нравился. Особенно ему претила эта ухмылка. Можно ли выдержать, если кто-то ухмыляется, когда провалилась продажа отчего гнезда, а дочь выходит замуж за нищего?
— Не желаю я с ним разговаривать! Никого не могу видеть, кроме тебя. Убери его отсюда! И Чиннери убери, давай устроим передышку. Эта чертова ведьма отказалась покупать дом!
— Ну и пусть! Сэм его купит.
— А?
— Об этом он и хочет с тобой говорить.
Минуло четверть века с тех пор, как леди Эббот танцевала (если слово это можно применить к топотанию, которым занимались хористки музыкальных шоу в те давние дни), но сейчас сэру Бакстону показалось, что она танцует.