— Зачем ты хотел меня видеть? — спросила миссис Хэммонд.
Сэр Джордж набрал в грудь воздуха.
Он приготовил грандиозную новость, и драматическое чутье подсказывало: выпалив ее просто так, загубишь весь эффект. Однако ликование взяло верх над чувством драматического.
— Фрэнси, сестренка! — вскричат он. — Вообрази! Меня делают пэром!
Фрэнсис Хэммонд не так легко изумить, но эти слова совершили чудо. Целых десять секунд она сидела, разинув рот и вытаращив глаза, а сэр Джордж, краснея и только что не хихикая, смущенно одергивал алый вязаный жилет — знаменитый пайковский жилет, одну из достопримечательностей Лондона.
— Пэром!
— Письмо на столе. Пришло сегодня утром.
— Джорджи!
Миссис Хэммонд вскочила и с чувством расцеловала брата. В ее начальственных глазах блестели слезы.
— Я знал, ты обрадуешься.
— Я горжусь тобой, Джордж, дорогой! Достойный венец твоей блистательной карьеры!
— А кто помог мне сделать карьеру? А?
— Я старалась по мере сил, — скромно отвечала миссис Хэммонд, — но, конечно, только ты сам…
Сэр Джордж хлопнул кулаком по столу, угодил ребром ладони в край железной мусорной корзинки и тут же раскаялся в своей горячности. Прежде чем снова заговорить, он пососал руку.
— Ты стояла у истоков дела, — произнес он с жаром, когда боль немного унялась. — Без тебя я бы ничего не добился. Кто предложил конкурс «Угадай, сколько булавок в шляпе у премьер-министра?», когда «Еженедельник Пайка» дышал на ладан? С того дня «Еженедельник» неуклонно шел в гору. А ведь на нем я и сделал свое состояние. По сути дела, мы с самого начала работали в паре. Я был двигателем, ты — мозгом. Не знаю, чье суждение я поставил бы выше твоего. Фрэнси.
Миссис Хэммонд расцвела.
— Ах, Джорджи, я только рада, что мне удалось стать твоей Эгерией.
— Кем-кем? — опешил сэр Джордж.
— Эгерией звали нимфу, которая вдохновляла римского царя Нуму Помпилия. Во всяком случае, так говорит Синклер.
Она имела в виду мистера Синклера Хэммонда, видного археолога и своего мужа в придачу.
— Вот бы кто далеко пошел, — сказал сэр Джордж, — будь у него хоть немного хватки. Золотая голова.
Миссис Хэммонд не пожелала обсуждать мужа. Она привыкла к его мечтательной инертности, к невозможности подвигнуть Синклера на что-нибудь великое. Раньше это выводило ее из себя, теперь она смирилась и терпеливо несла крест женщины, которой не суждено выйти за хваткого малого. Ее первый муж, горькое напоминание о былой бедности, был мистер Герберт Шейл, учтивый и расторопный продавец нижнего белья из магазина Хэрродз, и никакие титанические усилия не смогли поднять его выше уровня администратора. При всех своих недостатках Синклер все же лучше Герберта.
— Какой титул ты думаешь взять, Джорджи? — спросила она, чтобы переменить тему.
Сэр Джордж, чей деятельный ум не отдыхал даже в минуты родственной беседы, говорил в диктофон.
— «Еженедельник Пайка», редактору. — диктовал он. — В следующий номер даете статью «Великие женщины, которые вдохновляли великих мужей». Ну, эти — Эгерия и все такое. — Он виновато обернулся к сестре. — Прости?
— Я спросила, придумал ты, как будешь называться?
— Так, набросал кое-что. — Он взял блокнот. — Как тебе кажется лорд Барраклу? Или Венслидейл? Или Марлингью? Я лично склоняюсь к Майклхеверу. В этом имени есть ритм.
Миссис Хэммонд покачала головой.
— Слишком цветисто. Все слишком цветисто.
— Ну, согласись, титул должен звучать. Вспомни, что взяли себе эти, последние: Бивербрук — Стратеден — Левергулм. Сила!
— Знаю, но…
— И потом, учти, — не унимался сэр Джордж, — как трудно придумать что-нибудь новенькое. Те, кого произвели раньше, разобрали самое лучшее.
— Знаю. Но из того, что ты назвал, мне не понравилось ни одно. Не то чтоб он были дурны, человеку яркому не зазорно носить и такой. И все-таки они немножечко… ну, слишком вычурны. Не забывай, что титул, на котором ты сейчас остановишься, со временем перейдет Родерику. Мы не должны выбирать ничего, что в приложении к Родерику будет звучать комично. Довольно его имени. Родерик! — Миссис Хэммонд поморщилась. — Как я умоляла бедняжку Люси окрестить его Томасом!
Безоблачное чело сэра Джорджа вновь прорезала глубокая морщина — так счастливец внезапно обнаруживает, что в чашу его радости недружеская рука подбросила дохлую мышь.