«В чужие бы земли ушел!» — вспомнился вдруг ему совет Андриана там, на меже.
«Ну да, ну да, в чужие земли уйти! Идти день и ночь, ну да, идти день и ночь, — колотилась мысль. — Проберусь за рубеж, там не пропаду, примут, накормят!.. Вернусь, когда будет можно. И уж тогда-то сведем счеты…»
И снова встали перед ним бредовые картины расправы с врагами, снова ненависть овладела Сторожевым, ненависть и жажда жизни.
На колокольне пробило одиннадцать — глухой звон отрезвил Сторожева. До рассвета осталось шесть часов. За эти часы он даже с больной ногой уйдет верст за двадцать и отсидится в дальних глухих кустах, знакомых ямах, если не под силу будет идти.
И тут он вспомнил, что в Пахотном Углу, в пятнадцати верстах от Двориков, живет Лев — сын учителя Никиты Кагардэ.
«Ему от батьки прощальное слово принесу, — подумал Сторожев, — авось схоронит, спрячет отцова друга…»
Мелькнула мысль о погоне — ну и что же?
«Все равно, — решил он, — если догонят, найдут, так хоть в горячке придет смерть. Все лучше, чем эта томительная, ползущая к утру ночь».
Он быстро собрал и рассовал по карманам пиджака куски хлеба, мяса, потом остановился, погрозил кому-то кулаком и, беззвучно рассмеявшись, дунул в фонарь.
Свет, желтый и блеклый, погас. Сторожев задрожал, но, подавив слабость, вдруг овладевшую им, подошел к двери.
— Леша, фонарь погас. Мне письмо надобно написать жене. Вздуй свет, будь ласков.
И отошел к столу.
Лешка, громыхая задвижкой, открыл дверь. В амбар ворвалась блещущая звездами ночь.
В одной руке Лешка держал яблоко, в другой нож, мокрый от яблочного сока. Он нащупал стол, положил машинально яблоко и финку на угол стола и вынул из кармана спички.
Сторожев протянул из тьмы руку и, когда Лешка, чиркнув спичкой, нагнулся к фонарю, с силой ударил его ножом в спину.
Лешка, глухо замычав, рухнул на пол; с плеча его упала винтовка. Петр Иванович, ляская зубами, поднял ее, сорвал с пояса Лешки патронташ.
И вдруг ему почудилось слабое биение Лешкиного сердца. Он похолодел.
— Добить?
И затаил дыхание.
«Померещилось!» — подумал Сторожев и снова прислушался. Лешкино сердце глухо билось.
Где-то тявкнула собака.
Сторожев вздрогнул, заспешил.
Дрожащими руками он обшарил карманы Лешкиных брюк, вынул документы, спички.
Около двери, на пне, где сидел Лешка, он нашел его шинель, накинул на плечи…
И исчез в ночном мраке.
1934–1957