— Павел, я теперь верю, что ты христианин, замечаю в тебе необыкновенные способности и легкость, с какой ты все воспринимаешь; и почему-то вчера у меня возникло неодолимое желание — научить тебя топографическому делу. Математику ты знаешь и владеешь ею хорошо, ты очень скоро познаешь основы топографии, а дальше, жизнь подскажет тебе. Мне кажется, что геодезия и топография тебе в жизни очень могут пригодиться.
Павел никогда не думал об этом, и геодезия была для него далекой, совершенно недосягаемой, да и ненужной наукой. Теперь же он задумался: почему этот взбалмошный, скандальный, но вместе с тем, оригинальный человек, так настоятельно навязывает ему это дело? Он решил, в усердной молитве, обратиться к Господу и испытать Его волю.
— Господи, если это от Тебя, если Ты мне послал этого человека навстречу, то Ты пошли мне желание, способности к познанию этой науки и взаимное расположение друг к другу. Я желал учиться, но, за Имя Твое и истину Твою, меня люди лишили этого права. Ты же знаешь обо мне наперед, моя судьба в Твоих руках. Только прошу Тебя, чтобы знания никогда не надломили меня, и дело Царствия Твоего было для меня всегда прежде всего и дороже всего.
После молитвы Павел почувствовал, что это воля Божья, и объявил Ермаку свое полное согласие на это предложение. С тех пор он стал брать Владыкина с собою на полевые работы и терпеливо приучать к работе с геодезическими инструментами, а также развивать, наглядными примерами, пространственное мышление.
Сверх всякого ожидания, Павел первое же задание выполнил отлично, что придало им обоим, учителю и ученику, еще большую энергию в занятиях; а работы было непочатый край. Перед праздником Рождества Христова Ермак так расположился к Павлу, что привел его в поселок Лагар-Аул на свою квартиру и заявил, что отныне все вычислительные занятия они будут делать только здесь. От появления на фалангу совсем отказался и заявил:
— С теми хамами у меня все кончено, не хочу больше видеть и слышать их.
Так Павел впервые, спустя долгие месяцы, да, пожалуй и годы, перешагнул порог простой, крестьянской избы, похожей на ту, где проходили его детские годы.
Изба (капитальной стеной) была разделена на две части: передняя — более свободная горница, а задняя, в которой стояла русская печь, одновременно служила кухней. Павла с Ермаком приветливо встретили на кухне хозяева, весьма почтенные, благочестивые старичок со старушкой. Дед Архип в 75 лет работал еще плотником на железной дороге, а бабушка Мария, годом моложе его, хозяйничала по дому и, несмотря на свои старческие годы, оба были довольно крепки и бодры.
В натопленной избе аппетитно пахло свежими щами и благовонным маслом от горящей большой лампады. С искренним добродушием старички пригласили вошедших к столу, от чего отказаться было невозможно, и Павел, хлебая деревянной ложкой щи со сметаной, с трудом удерживал слезы, вспоминая свою милую, дорогую бабушку.
Здесь все было, как в Починках: чапельник с ухватом возле печи, румяная припеченная картошка, красовавшаяся со сковороды на шестке и полосатые варежки в печурках. Даже отважные русаки (тараканы), с огромными усищами, торчали из потрескавшихся бревен, только хлеб на столе не ржаной, и сама бабушка Мария меньше родной бабушки Катерины и не такая бойкая, как та.
Сердце Павла как-то встрепенулось от всего этого и так расположилось к старичкам. Так хотелось с ними запеть какой-либо гимн, тем паче, что дедушка-хозяин был вылитый дед Никанор. Чем-то родным обняло душу Павла, и он, украдкой отвернувшись к окну, смахнул ладонью слезу. Даже «Николай Угодник» и «Спаситель» показались теми же, за которых Павел от Катерины, в свое время, получил подзатыльник.
Эта немая минутная сцена не осталась незамеченной Ермаком, и Павел на его лице увидел, едва заметную, улыбку.
Владыкин занимался с чертежами неотрывно, долго, пока «молния» стала медленно меркнуть от недостатка керосина. На фалангу он шел не торопясь, предаваясь дорогим воспоминаниям детства, в тихой морозной полночи. Не доходя до поселка, Павел зашел в выработку и, преклонив колени, долго молился, пока промчавшийся пассажирский поезд не прервал его сладкое общение с Богом.