— Так что же теперь делать-то, а, сынок?
— Если веришь в Слово Божье, то надо упасть на колени и покаяться, дедушка, — ответил Павел.
Без малейшего замедления дед Архип опустился на колени и, припавши до пола, со слезами и воплем стал просить прощение у Бога, не глядя на образа.
Долго еще, без слов, он лежал на полу, поднявшись, обнял Павла и крепко-крепко поцеловал его.
Потом взял Евангелие в руки и, протянув его Павлу, сказал:
— На, возьми его. У меня оно пролежало без пользы многие годы, в твоих руках — это принесло мне спасение, с первого же разу. Пусть оно многим слепым еще откроет глаза, ты за него несешь такие муки.
Потом он обнял свою старушку, да так вот, оба, стояли они и плакали от нахлынувшей радости.
— Сыночек наш дорогой, Павел, мы тебя сегодня в лагерь не отпустим, ты останешься ночевать у нас, а я пойду сейчас сам и уговорю начальника. Мы не можем тебя отпустить, ты стал для нас самым дорогим человеком, да и день-то сегодня какой — Рождество Христово! Будем праздновать его всю ночь.
— Нет, брат мой, Архип, — поправил Павел, — будем праздновать его весь остаток жизни, а в лагерь не пойдешь ни ты, ни я.
— С Рождеством Христовым!
— «Слава в вышних Богу и на земле мир, в человеках благоволение!» — поприветствовал их Павел, и стали готовиться к столу.
Рано утром Владыкин, по морозцу, сходил на фалангу и, убедившись в благополучии своей табельной отметки, возвратился вновь в поселок. Старушка истопила печь, убралась по дому, и оба они с Архипом, по-праздничному одетые, сидели в передней за столом, беседуя о Господе. С радостью они встретили Павла, хотя и не виделись всего 4–5 часов, и тут же, после приветствия, стали продолжать беседу.
— Утром ты ушел, — начал дед, — а моя, старушка-то, как заплачет по тебе. Я спросил ее: «Марья, что с тобой?» «Да как же, — говорит она, — ушел Павел ведь от нас, а придет или нет опять, неизвестно, а ведь чую я, что Бог его послал к нам, как Ангела Своего.» — Ну и опять в слезы, хоть в пору мне, вдогонку за тобой бежать. А теперь вот ты возвратился, и мы рады тебе, не знаю как.
— Бабушка, о чем же ты так встревожилась-то? — спросил ее Владыкин.
— Да, и сама не знаю что, — ответила бабушка Марья, — но как ушел ты утром от нас, внутри-то у меня, как оборвалось что. Архип-то вчерась ослобонился после исповеди-то, да гляди, как младенец стал, не узнать его, а я осталась, никак не изменилась, на душе, как сто пудов лежит, да все как шепчет кто: «опоздала, опоздала». Теперь вот, как увидела тебя и легче стало, а все равно не знаю, что делать.
— Бабушка, а мы сейчас узнаем, что тебе делать, — ответил ей Павел и, достав из кармана Евангелие, прочитал: «Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; Ибо иго Мое благо и бремя Мое легко» (Матф.11:28–30).
— Вот видишь, Христос зовет тебя к Себе, чтобы дать полный покой душе твоей. Тебе тоже, как Архипу вчера, надо решиться и прийти ко Христу. Хочешь?
— Да как же не хочу, родимец, душа-то вся изныла, — ответила ему Мария, — а не знаю, как.
— А так же вот, встань на колени, да от всей души у Бога попроси прощения ото всех грехов, и скажи, что хочешь получить от Него мир душе и радость, — объяснил ей Павел попросту.
Старушка встала после этих слов среди комнаты и, не глядя на образа, упала на колени, раскаиваясь пред Богом в горячих слезах.
В комнате было тихо-тихо, огонек у лампады вдруг замигал и погас, с ним, в полумраке, погасло отражение ризницы на иконах, но на смену этого, загорелся новый свет жизни в сердцах деда Архипа и бабушки Марьи. Как дети они стояли среди избы и слезы радости текли по их старческим, но просветлевшим лицам. Счастливые, они молча слушали, как Павел с вдохновением пел:
Ангельской, небесной радостью наполнилась горница деда Архипа и Марьи. Никому ненужными висели: потухшая лампадка в углу и, покрытые полумраком, образа.
— Павел, — начал дед Архип, — пятьдесят пять лет тому назад, когда мы стояли с Марией под венцом, мы не имели такой радости, какой горят наши души теперь. Бог нам послал ее через тебя. Пусть Господь тебя Сам наградит за то, что ты не посчитался с родными твоими и с самим собою, но в арестантском вагоне, издалека, привез нам наше счастье, счастье попусту прожитой, потерянной, никому ненужной жизни — счастье жизни, обновленной Господом. А я тебе, на радость, открою еще один секрет, — с этими словами дед опять полез в сундук и со дна достал большой сверток. Со свертком в руках, машинально взглянув на потухшую лампаду, и со словами: «Господи, благослови», — он выложил на стол большую, в дорогом переплете, Библию с картинками.