— Павлуша, твой папа, я и другие братья, что могли, то сделали для Господа и Его Евангелия, жертвуя своим и собою. Мы скоро должны уходить из этой жизни, а некоторые, как вот брат Белавин, уже ушли. Скажи, кто должен истину нести дальше, или она никому не нужна?
— Пока не скажу, дедушка, — ответил Павел, — но нести истину кто-то должен.
После Нового года зима оказалась особенно лютая. Луша ожидала оттепели, чтобы быстрей возвратиться с ребятами домой. Остаток валенок был уже только для себя, план был сдан полностью, и начальство осталось очень довольно работой Владыкина.
Наступающий 1933 год был годом освобождения Петра Никитовича. Поэтому Луша торопилась уехать, чтобы к его приезду немного образить свои каморы. Провожали ее отсюда, нагруженную разными гостинцами, особенно рыбой.
Павел остался еще на месяц, чтобы ликвидировать недоделанное, и в это время оказался свидетелем ужасного события.
Идя в контору, по одной из улиц, он наблюдал, как большая толпа ссыльных копала глубокую траншею дренажного назначения. Исхудалые, по колено в торфяной жиже, на его глазах люди углублялись все ниже и ниже — до тех пор, пока самые нижние, едва заметно, копошились на дне и тройной перекидкой выбрасывали торфяную массу наверх. Выгибаясь, досчатые крепления еле сдерживали рыхлые борта траншеи.
В одно утро Павел заметил на знакомой улице, что люди кучками стояли на деревянных тротуарах и о чем-то оживленно рассуждали. Некоторые из женщин, с горьким плачем, заглядывали в траншею. Оказалось, что крепления траншей не выдержали, и, начиная с одного конца до другого, с ужасным треском, ломаясь под натиском торфяной массы, рухнули — и вместе с собой погребли очень многих несчастных землекопов: кого — на самом дне, кого — на промежуточном настиле для перекидки. Всю ночь работали подошедшие на помощь другие ссыльные, но спасли лишь немногих, так как рухнувшие траншеи превратились в бесформенные котлованы, в которых работать было почти невозможно. Матери, жены и дети некоторых погибших растерянно бегали вдоль улицы, с воплем. Их с трудом останавливали, подъехавшие какие-то начальники, и увозили от места происшествия.
Павел был так подавлен этим событием — как никогда в жизни. Придя домой и рассказав о случившемся, он стал относиться к отцу и его друзьям еще сочувственнее.
Наконец, подошло время и его сборов. В один из солнечных февральских дней Петр Никитович провожал своего сына на вокзал. Павел не скрывал того, что он так охотно покидал эти места, бесчисленно раз проклятые живыми и умирающими страдальцами, но был очень рад, что в течение этого года смог как-то облегчить тяжелую участь своего отца и быть очевидцем людских страданий.
Во много раз он теперь чувствовал себя счастливее по сравнению с тем, когда получал выпускную отличную аттестацию в Подольске. Вспоминая впечатления от первого нашумевшего кинофильма «Путевка в жизнь», Павел, расставаясь с Архангельском, сказал про себя:
— Вот здесь я получил настоящую путевку в жизнь, и если я еще ничего не успел определить для себя прочного, то во всяком случае, много уже приобрел, чтобы безошибочно определиться в будущем.
— Павлуша! — обнимая его, проговорил старец А. Н. Хоменко, — не забудь моего вопроса о будущих знаменосцах истины!
Дома с матерью Павел встретился радостно и бодро; преображенная за это время «лачуга», как он ее назвал, оказалась ему так по душе, что лучшего и не надо было желать.
По прибытии Павел заторопился со своим устройством в родном городе, заявив матери, что в Подольск у него не будет никакого возврата.
Бродя по городу, он решил зайти к своему крестному Никите Ивановичу, и был встречен им с радостным восхищением. До позднего вечера провели они в беседе. Никита Иванович был в восторге от своего крестника, не только имея в виду внешний вид, но удивлялся его умным разговорам и такой, на редкость богатой, осведомленности в разнообразных вопросах жизни.
— Хм… в пятнадцатом году тебя хоронить собрались, а ты, смотри, в какого кавалера вырос! — удивленно проговорил он. — Ну, что думаешь о дальнейшем?
Павел рассказал крестному о всем, пережитом семьею и им самим. Выразил свое желание — устроиться на работу и, если возможно — на учебу.
Никита Иванович, имея давнее расположение к семье Владыкиных, а теперь и к Павлу, зная всю подноготную его отца еще с времен ухарской молодости, обещался помочь. Через 2–3 дня Павел, действительно, был принят на тот машиностроительный завод, где 10 лет назад работали его родители.