Поздно вечером к Павлу домой кто-то позвонил. Решив, что это мать с ночной смены, он беззаботно открыл дверь. На пороге стояла родственница и опять со своей подругой. Павел растерялся, но сейчас же им овладело чувство презрения и гнева.
Женщины приступили к нему и неотвязно упрашивали, чтобы он вышел на прогулку. Павел наотрез отказался идти, но что такое — бороться со грехом без Христа? Родственница неотвязно просила его выйти «хоть на минутку», и он, в конце концов, согласился пройтись с ними вместе.
Вначале они шли молча, потом родственница остановилась, взяла их за руки и нравоучительно заявила:
— Хватит вам дуться, оба вы молодые, красивые. Чего вам не хватает? Пока живы, здоровы, берите от жизни все, что можно, молодость бывает один раз. Я оставлю вас, помиритесь да приходите, а я самовар поставлю и буду вас ждать, — с этими словами она поспешила скрыться за кустами акации.
— Тетушка! — возбужденно крикнул Павел, шагнув вслед за ней.
— Павлуша, да ты что рвешься от меня, как от заразной? — кинулась за ним знакомка, ухватив за руку. — Ну, давай поговорим.
Освободив руку, он шел, не останавливаясь, обдумывая на ходу поступок женщин, и решил: все же зайти к родственнице, отругать ее и оставить у нее знакомку.
— Что ты нахмурился, Павел, перестань, — как-то умоляюще произнесла она, — наслушался всякой лжи, ведь люди, по зависти, чего только и наговорят, неужели ты такого низкого мнения обо мне? Неужели ты не веришь мне, а поверил тому старому дурню, с каким я видела тебя среди цеха? Ведь он уже из ума выжил. Ты ведь не знаешь, какая я несчастная. Я, действительно, выходила замуж, но мой муж, не успела я родить эту дочку, как стал изменять мне, а потом заворовался и попал в тюрьму. Да и на заводе, чем я виновата, что вокруг меня вьется это воронье, да и поливают меня грязью. А теперь я полюбила тебя, да так, как еще никого не любила. А чем я виновата? Лучше разберись сам, и не горячись.
Павел, слушая эти слова, вдруг вспомнил, читанное ему отцом из Библии: «Ибо мед источают уста чужой жены, и мягче елея речь ее; но последствия от нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый… держи дальше от нее путь твой, и не подходи близко к дверям дома ее».
Глубокий вздох вырвался из груди его, а с ним он, кажется, выдохнул и то бурное влечение к своей знакомке, которое так захватило его и чуть не унесло своим потоком. Вытирая слезы, она продолжала:
— Ты чего так спешишь, давай лучше подольше погуляем.
«Блудница!» — мелькнуло в сознании Павла слово, которое он встречал только в Библии, но каким спасительным оно теперь было для него. Внутренние силы у него крепли, и он, коротко отвергнув ее доводы, направился к тетке.
Остаток пути они шли молча, но в мыслях Павлу опять так четко вспомнились слова Библии: «Множеством ласковых слов она увлекла его, мягкостью уст своих овладела им. Тотчас он пошел за нею, как вол идет на убой» (Прит.7:21–22).
Войдя к родственнице, они увидели, что та, действительно, суетилась вокруг стола, ожидая, когда закипит самовар.
— Ну вот, так бы и давно, — пригласила она за стол своих гостей.
— «Давно» — тетушка, неподходящее слово, правильнее было бы сказать — «так бы и с самого начала», но я не думал, что вы, пожилая, да к тому же, родственница, толкаете меня на такое страшное дело.
— Так вы что? — обратилась она уже к знакомке.
Та, с перерывами, но почти в точности, повторила весь разговор с Павлом.
Он молча слушал их беседу. Ему было стыдно, что он так неосмотрительно влип в эту грязную историю.
Павел, хотя и не считал себя верующим, но вопросы истины волновали его. Он неопровержимо заключил, что только истина может устроять жизнь и уберечь от растления.
Ни к чему, находящемуся на столе, он не прикоснулся.
«Пусть я потерял то сладкое общение с верующими, лишь бы сохранилась вера в Библию, — думал он про себя. — Так вот, что скрывается за этой вереницей кофточек, платьев, туфелек, причесок, бантиков и милых улыбок?» — возбужденно думал он дальше.
«Позор, позор и позор!» — с этими мыслями Павел вышел во двор выкурить папиросу, предупредив, что время уже позднее и он немедленно должен возвратиться домой.
Бодрый, ночной воздух и отсутствие женского влияния, как-то заметно отрезвили его. Возвращаясь, через несколько минут, мимо окна, Павел увидел, как женщины усиленно готовились к ночлегу. Отворив решительно дверь, он безошибочно определил, что тетушка совсем не собирается своих гостей провожать домой; вспышка гнева охватила сердце юноши, он остановился прямо в дверях, со взглядом глубокого негодования. Слова Библии и на этот раз вспомнились, овладев его мышлением: