— Да ты, говорят, ученый парень-то, городской, семилетку кончил, а вот в этих грамотках-то разбираешься или нет? — спросил его артельщик.
Только тут Павел пришел в себя и понял, что это не та блестящая арматура, какую он видел на заводе. Под навесом, на большущем столе, лежали стопами ржавые хомуты, скобы, мотки проволоки и прутья, а по поляне, уложенные в штабеля, топорщились железными ребрами, связанные колонны и перемычки.
На вопрос артельщика, Павлик всмотрелся внимательно в синие страницы чертежей и, подумав, взял со стола согнутый хомут в руки, а пальцем ткнул в синий эскиз:
— Вот он! — ответил он бойко артельщику.
— А почему ты думаешь, что это он? — спросил тот испытующе.
Павлик взял деревянный метр со стола и, измерив хомут, указал соответственно размеры на эскизе.
Артель сразу примолкла, а артельщик, хлопнув Павла по плечу, одобрительно проговорил:
— Да ты смотри, какой бедовый, оказывается! Пойдет дело парень, не робей! Сегодня иди домой, а завтра, по гудку, будь как штык на работе, понял?
Павлик кивнул головой и счастливой походкой, слегка вприпрыжку, вышел на улицу. Оглянувшись назад, он заметил, как артельщики, глядя ему вслед, что-то говорили, наверное, о нем.
С этого началась трудовая жизнь Павла Владыкина. И все-таки он был бесконечно рад, что в конце месяца, если будет хорошо работать, получит свои обещанные 27 целковых. Вечером старушка отвела его в деревню, к своей знакомой, на квартиру.
Нового жильца, в прокуренной избе, встретили с недопитым стаканом водки и пачкою недорогих папирос. Непредвиденный прием привел его в недоумение, но старушка защитила мальчика, устыдив компанию подвыпивших жильцов. Однако, как только старушка вышла, к парню приступили с новой силой, склоняя его выпить.
Страхом наполнилась душа Павлика, увидевшего перед собою этот соблазн. В мыслях его ярко проплыл образ Катерины, охранявшей его с детства, деда Никанора, строгий образ проповедника Николая Георгиевича, вспомнились слова его последней проповеди: «Блажен муж, который не сидит в собрании развратителей» (Пс.1, 1)… Растерянная, вечно бегающая мать, и ее наставления. Наконец, отец за решеткой арестантского вагона…
Все они остались теперь где-то далеко, но страх Божий помог одержать великую первую победу теперь, когда он оказался среди развратителей, вдали от святого христианского влияния.
— Нет! — ответил Павел, строго поглядев на старшего из них, и рукою отодвинув прочь соблазн греха, встал и пошел к двери.
— Я никогда не буду пить это зелье, этот яд, погубивший многих!
Вслед ему компания пьяными голосами грянула песню, но захлопнувшаяся дверь за спиною паренька, оборвала ее.
Утром Павел встал со всеми. За завтраком хозяюшка объявила ему, что с него она будет брать в месяц 20 рублей за квартиру и двукратное питание, утром и вечером, а в праздники три раза.
По воскресеньям, раз в месяц после получки, он навещал семью и оставлял матери 4–5 рублей.
В артели его скоро полюбили за смышленость и исполнительность, так что жалованье ему повысили до 45 рублей. Это принесло большую радость Луше и немалую материальную поддержку, потому что ежемесячно сын стал привозить ей 18–20 рублей.
Осенью было исполнено обещание дяди Кости. Из предложенных двух вариантов Павел избрал училище и, сдавши экзамены на отлично, в составе 30 человек, юношей и девиц, поехал в г. Подольск на учебу.
Училище он полюбил из-за ласковых старых преподавателей, дружных и простых товарищей, какие окружали его, а с ним полюбил и свой закопченный заводской поселок.
После приемного экзамена Павлу объяснили, что он принят сразу во второгоднюю группу, где он с большим усердием принялся за учебу. Особенно полюбились ему практические занятия в мастерской, среди живописной природы, на берегу реки Пахры.
За выдающиеся успехи Павлик был вскоре награжден хорошим костюмом, а его изделия помещены среди экспонатов других учеников на показательном щите. Блестяще он сдал экзамены и за полугодие, в результате чего было решено: трех человек из их группы перевести в группу с повышенной программой.
Правда, голодное лето 1931 года заставило некоторых ребят, в том числе и Павла, добывать себе пропитание нечестными путями. Темными вечерами они уходили за поселок к городу и там, украдкой, выкапывали овощи, чем поддерживали себя и девушек-учениц от недоедания. Это дало повод к составлению более опасных планов, которые, к счастью, совершить им не удалось, так как здравый рассудок и сознание остановили их.