— Конечно, Дьюк, ты сам решаешь, как тебе поступать, но на твоем месте я не отдал бы седла этому молодцу — пусть-ка он попробовал бы судиться со мной! Разве здешние горы не принадлежат тебе так же, как и долины? Какое право имеет этот малый — да и Кожаный Чулок тоже, если уж на то пошло,— стрелять в твоих лесах дичь без твоего разрешения? Я сам видел, как один фермер в Пенсильвании приказал охотнику убираться с его земли — и без всяких церемоний, вот как я велел бы Бенджамену подбросить дров в камин. Да, кстати, Бенджамен, не посмотреть ли тебе на градусник? Ну, а если на это есть право у человека, владеющего какой-то сотней акров, то какую же власть имеет собственник шестидесяти тысяч акров, а считая с последними покупками, так и ста тысяч? Вот у могиканина еще могут быть какие-то права, потому что его племя здесь жило искони, но с таким ружьишком все равно много не настреляешь. А как у вас во Франции, мосье Лекуа? Вы тоже позволяете всякому сброду шататься по вашим лесам, стреляя дичь, так что хозяину ничего не достается — хоть на охоту не ходи?
— Bah, diable! [26]Нет, мосье Дик,— ответил француз.— У нас во Франции мы никому не даем свободы, кроме дам.
— Ну да, женщинам — это я знаю,— сказал Ричард.— Таков ваш салический закон [27]. Я ведь, сэр, много прочел книг и о Франции, и об Англии, о Греции, и о Риме. Но, будь я на месте Дьюка, я завтра же повесил бы доски с объявлением: «Запрещаю посторонним стрелять дичь или как-нибудь иначе браконьерствовать в моих лесах». Да я за один час могу состряпать такую надпись, что никто больше туда носа не сунет!
— Рихарт! — сказал майор Гартман, невозмутимо выбивая пепел из трубки в стоявшую рядом с ним плевательницу,— Слушай меня. Я семьтесят пять лет прошивал в этих лесах и на Мохоке. Лютше тебе свясаться с шортом, только не с этими охотниками. Они допывают себе пропитание рушьем, а пуля сильнее закона.
— Да ведь Мармадьюк судья! — негодующе воскликнул Ричард.— Какой толк быть судьей или выбирать судью, если всякий, кто захочет, будет нарушать закон? Черт бы побрал этого молодца! Пожалуй, я завтра же подам на него жалобу сквайру Дулитлу за то, что он испортил моих выносных. Его ружья я не
боюсь. Я сам умею стрелять! Сколько раз я попадал в доллар со ста ярдов?
— Немного, Дик! — раздался веселый голос судьи.— Но нам пора садиться ужинать. Я вижу по лицу Добродетели, что стол уже накрыт. Мосье Лекуа, предложите руку моей дочери. Душенька, мы все последуем за тобой.
— Ah ma chere mademoiselle comme je suis enchante! — сказал француз. — II ne manque que les dames de faire un paradis de Templeton! [28]
Француз с Элизабет, майор, судья и Ричард в сопровождении Добродетели отправились в столовую, и в зале остались только мистер Грант и могиканин — и еще Бенджамен, который задержался, чтобы закрыть дверь за индейцем и по всем правилам проводить мистера Гранта в столовую.
— Джон,— сказал священник, когда судья Темпл, замыкавший шествие, покинул зал,— завтра мы празднуем рождество нашего благословенного спасителя, и церковь повелевает всем своим детям возносить в этот день благодарственные молитвы и приобщиться таинству причастия. Раз ты принял христианскую веру и, отринув зло, пошел стезей добра, я жду, что и ты придешь завтра в церковь с сокрушенным сердцем и смиренным духом.
— Джон придет,— сказал индеец без всякого удивления, хотя он почти ничего не понял из речи священника.
— Хорошо,— сказал мистер Грант, ласково кладя руку на смуглое плечо старого вождя.— Но мало присутствовать там телесно; ты должен вступить туда воистину в духе своем. Спаситель умер ради всех людей — ради бедных индейцев так же, как и ради белых. На небесах не знают различия в цвете кожи, и на земле не должно быть раскола в церкви. Соблюдение церковных праздников, Джон, помогает укреплять веру и наставляет на путь истинный. Но не обряды нужны богу, ему нужно твое смирение и вера.
Индеец отступил на шаг, выпрямился во весь рост, поднял руку и согнул один палец, словно указывая на
себя с неба. Затем, ударив себя в голую грудь другой рукой, он сказал:
— Пусть глаза Великого Духа посмотрят из-за облаков: грудь могиканина обнажена.
— Отлично, Джон, и я уверен, что исполнение твоего христианского долга принесет тебе душевный мир и успокоение. Великий Дух видит всех своих детей, и о жителе лесов он заботится так же, как о тех, кто обитает во дворцах. Спокойной ночи, Джон. Да будет над тобой благословение господне.
27
Мистер Джонс немного путает: салический закон не разрешал женщинам наследовать королевскую корону. (
28
Я восхищен, дорогая мадемуазель! Чтобы Темплтон стал раем, здесь не хватало только дам!