— Он тебя не утомит?
— Напротив, развлечет…
— Когда начнет врать, — вставил учитель.
Кассир вошел с высоко поднятой головой и победоносным видом. Подойдя к постели Владека, он крепко пожал ему руку и сказал торжественно:
— Привет герою!
Брат терпеть не мог напыщенности и позерства и при таком комплименте невольно поморщился. Мама это заметила и поспешила переменить разговор.
— А где же вы были этой ночью? — спросила она у кассира.
— О, памятная ночь! — со вздохом отозвался тот, развалясь в кресле. — Не забыть мне ее, хотя бы я прожил миллион лет.
Мой учитель не то фыркнул, не то закашлялся. Кассир глянул на него исподлобья и многозначительно поднял брови.
— А что же такое с вами случилось? — спросила мама, чтобы поддержать разговор.
— Сейчас все расскажу. Эта история напоминает приключения Ринальдо Ринальдини, необычайные и трагические. Да, в высшей степени трагические!
Он сел поудобнее, откашлялся и продолжал:
— Так вот — я своими глазами убедился, что наш отшельник из-за ольховой рощи действительно шпион… И очень опасный…
Учитель так и подскочил на стуле, но Владек взглядом заставил его сдержаться.
— Из своего укрытия, — говорил кассир, — я видел, как в его хату вошел офицер с несколькими солдатами и долго там с ним толковал. Мало того — я видел еще, как далеко за полночь этот субъект возвращался из города. Не сомневаюсь, что он опять ходил на переговоры с офицерами…
— Да их уже тогда здесь не было! — гневно вмешался учитель.
Но мама посмотрела на него, и он умолк.
— Я не обязан знать, были они тут или не были, — возразил кассир с раздражением. — С меня довольно того, что я видел шпиона, который шел туда, где рассчитывал застать войска.
Брат беспокойно заворочался в постели, но слушал молча.
— Что я пережил там, в овраге, за эту ночь, трудно описать, — говорил кассир. — Достаточно вам сказать, что за каждым кустом мне чудились по меньшей мере два покойника.
— Это — нервы, — бросил Владек, кусая губы.
— И это еще ничего! Видения явились, исчезли — и дело с концом. А вот на рассвете случилось кое-что похуже: меня окружило десятка два вооруженных людей… «Кто вы?» — спрашиваю я у них. А один мне отвечает: «Сам видишь, кто мы. А вот ты кто такой и что тут делаешь?» Разумеется, я ответил, что скрываюсь здесь, и показал свое удостоверение… Какое счастье, что я его вчера не проглотил! — добавил он, посмотрев на маму.
— Да, тогда мы потеряли бы помощника заместителя начальника прихода, — буркнул пан Добжанский, зажмурив один глаз и сделав довольно непочтительную гримасу.
Кассир, вместе с креслом, повернулся к нему спиной.
— Я показал свое удостоверение, — повторил он, — и мы стали беседовать.
«Да, мы разбиты наголову, — сказал один из этих вооруженных людей. — Все пропало».
«Как же могло быть иначе, — ответил я ему, — если здесь у самого города засел их шпион».
И я рассказал им то, что видел и слышал. Они, конечно, пришли в бешенство.
Владек в волнении сел на постели. А учитель встал и слушал с широко открытыми глазами.
— Ну, и что же было дальше? — спросил Владек.
— Что могло быть? Повесили его, — со смехом ответил кассир.
— Что-о? — крикнул учитель.
— Повесили, говорю, старого шпиона.
— Иисусе! Мария! — простонала мама и, схватившись за голову, выбежала из гостиной.
— Слушайте, вы! — закричал мой брат. — Да ведь этот старик ни в чем не повинен.
Кассир побледнел.
— Неужели я ошибся? — пробормотал он. — Но почему же он им этого не сказал? Почему так упорно молчал? И почему пан Добжанский, который его, видимо, знал, никогда за него не вступался?
Учитель захрипел, как будто ему всадили нож в сердце, и глаза его сверкнули недобрым огнем. Он подскочил к кассиру и поднял было руку для удара, но сдержался и только схватил его за шиворот.
— Подлец! — произнес он, грозно глядя ему в лицо. — Подлец! К барьеру, или я… я тебя ногами затопчу!
— Ладно! — заносчиво отрезал кассир, изо всех сил вырываясь. — Ладно! За такое оскорбление я буду с вами драться на дуэли.
— Здесь же… в роще будем драться! — проворчал учитель и бросился к Владеку.
— Владек, вставай! Соберись на несколько минут с силами, идем с нами.
Он обернулся. Но кассира в комнате уже не было.
— Нет, от меня не удерешь! — крикнул учитель.
Он схватил трость и шляпу и вышел на улицу так стремительно, словно лет тридцать сбросил с плеч.