Он говорил глухо и подавленно, очень крепко сжал руку Любовь Даниловны: рука его горяча, глаза лихорадочны и возбужденны.
— Вы больны? — спросила она вполголоса.
— Да, в этом роде…
— Я пойду поставлю самовар.
И не успел самовар вскипеть, как под окном флигеля с шумом и резвым гвалтом пробежала молодежь, а в ее комнату вошел Петр Терентьич.
— Меня всего трясет, — сказал он и опустился на диван. Мужественное лицо его было бледно и подергивалось. — Опять дома неприятность у меня. Отец пытал мать бить… Я вступился. Отец выпивши… Эх ты, черт! И контузия эта сказывается… Изнервничался я. Чуть что, хочется плакать… Нет, так жить нельзя…
Он вынул платок и громко высморкался.
Любовь Даниловну тоже забила дрожь.
— Любаша… Уж ты прости… В таком вот… при таких вот нервах я уж тебя на ты, по-мужичьи, попросту.
Придвигая ему стакан крепкого чая и кусок жирного пирога с морковью, Любовь Даниловна взволнованно сказала:
— Сам виноват, Петр.
— Сам? Ну да, конечно: чужую беду руками, как говорится, разведу. Эх, ничего не знаешь ты, Любовь Даниловна…
— А если знаю?
— Что ты знаешь?
— Про отца да Василису? Знаю. Про Груню? И про Груню знаю.
— Что? — Он положил обе ладони концами пальцев на стол и откинулся на спинку дивана. Загадочно хитрая улыбка на лице девушки стала быстро таять, лицо вытянулось и окаменело.
— Знаю, что ты хочешь жениться на ней.
— Я? На ней?.. — Он навалился грудью на край стола и опять откинулся. — Откуда вы взяли это?
— Слушок такой, разговоры… — мертвыми губами прошептала девушка. — А потом, помните, там, в проулочке?.. Помните, вечером? Еще Груня книжку-то вашу в снег бросила…
— Что? Что?
— А потом… вы целовались.
— Кто вам наврал?
Он поднялся.
— Мои глаза, — спокойно сказала девушка.
Петр стоял словно исполосованный плетьми. Часы пробили восемь. Он отхлебнул чаю и зашагал взад-вперед по комнате. Волосы на его голове топорщились. Он засунул руки в рукава и вздрогнул. Потом остановился и в упор посмотрел ей в лицо. Ее глаза расширялись и суживались.
— Да, — сказал он хрипло. — Вот в чем дело, Любовь Даниловна… я…
— Глупо! — перебила она и отвернулась. — Глупо так решать судьбу. Ведь я знаю: вы хотите жениться на Груне и переехать к ней, чтоб разлучить отца с Василисой. Но разве это выход из положения?
Она вдруг поднялась, положила ему на плечи ладони, оттолкнула, приблизила к себе.
— Сядь, слушай. Помнишь, говорил: буду жену искать, тебя не обойду? А что вышло? Петр Терентьич? А? — волнуясь, говорила она укоризненно.
Наступило длительно-короткое молчание, он опустил голову и полузакрыл глаза.
— Да ведь я не смел… Ведь я же вижу разницу, так сказать…
— Что? Какую разницу? Слушай! — Она облизнула пересохшие губы. — Мой план таков. Ты знаешь, что заведующий соседним совхозом проворовался и его накрыли? Ты знаешь, что в городе на его место выдвинута твоя кандидатура?
— Ну?! Ей-богу?! — вырвалось из нутра, и белая комната вдруг порозовела.
— Я только что получила из города письмо. Вот оно. Итак, мы женимся с тобой, поедем туда, на новую службу. Я два лета слушала агрономические курсы. И думаю, что вдвоем мы справимся.
Стул под Петром закачался, самовар надул толстые медные щеки и весело запел. Петр схватил руки девушки и молча стал целовать их.
— А мать? Как же мать-то?
— Мать, ясное дело, возьмем с собой. Михаила женим на Груне. Я уже говорила с ней.
Петр дышал, как паровик, глаза его наполнялись радостью, но меж бровей, над переносицей, глубокая складка не распрямлялась.
— А вот… — начал он и поперхнулся.
— Что? Ну, ну!
— Дело в том… Ведь ты же… Вот наш управляющий, так сказать… Вдруг он не пожелает тебя отпустить. Очень извиняюсь, так сказать. Но я краем уха слышал, будто бы… ты… будто бы вы с ним…
Все поплыло куда-то вкось, вправо, самовар присел и смолк.
— Вздор! Вздор! — губы девушки оскорбленно скривились. — Вздор! Знаю, про что…
Но этот истерический крик прозвучал в душе Петра, как песня соловья весной: душа вдруг стала свободной, радостной.
— Я знаю, кто пускает эти слухи. Сожительница управляющего. Она зверски ревнива. Она ходит за ним по пятам. И при таких условиях… как я могла?.. Нет, это… это… И как ты мог поверить?.. Ты?! — Она передохнула и схватилась за виски. — Эта мегера распустила слух и про ребенка… Будто бы я… Ах, мерзость какая!.. А сама живет с механиком с мельницы… Вот и путает других. Я действительно ездила в город, лежала в больнице. У меня даже свидетельство есть. Операцию делали, аппендицит… Ты знаешь, что такое аппендицит?