Тут все вскочили, ура-ура, биц-биц-биц, музыка взыграла, барабаны вдарили, а комсомолия качать меня принялась. Я взлетываю, как филин, к потолку да знай покрикиваю:
— Давай-давай-давай, малютки!
ШУТЕЙНЫЕ РАССКАЗЫ
«НА ТРАВКУ»
Яков Мохов, наголодавшись в Питере, выхлопотал в фабричном комитете двухнедельный отпуск и укатил в Краснозвонск «на травку».
— Это ты правильно, — сказал ему товарищ. — Краснозвонский уезд завсегда был сытый. Народ справно там живет. Вот и мне картошки пришлешь.
Ехать было очень голодно: на станциях — хоть шаром покати, пустыня.
Но лишь сошел в Краснозвонске с поезда, какой-то шершавый дядя с кнутом вырвал у него восьмушку махорки, сунул в руку полкаравая хлеба фунта в два, а тетка за маленькую катушку ниток дала десяток вареных яиц.
Яков Мохов весь расцвел.
— Господи… Вот так чудеса! — сел на лавочку да все без запинки и скушал.
— Полный резонт… — сказал он самому себе и в веселом настроении пошел на рынок: день воскресный, как раз базар.
Зычно бухали колокола к поздней обедне — церквей в городе много; зеленели сады, ласточки с веселым гамом резали воздух; к базару тянулись подводы; лошади откормленные, гладкие, народ приветливый и сытый.
А вот за мостом, у собора, и базар. Тороватый прасол продает целое стадо домашних уток, вот две большущих бочки масла, творогу, возы яиц. Хотя цены высокие, но у возов хвосты — всяк пить-есть хочет.
Местные жители на чем свет ругают приезжих питерцев, которые ходят гурьбой по базару, у каждого за плечами мешок, в руках сумка со всякой всячиной: чулки, брюки, чашки, часы, сукно, ситец.
— И чего их пускают сюда? Гляди, как набивают цены-то. Приступу нет.
— Захочешь есть, так… Поди-ка побывай в Питере-то, нюхни-ка!.. Нужда гонит.
— У вас заработки. А у нас что?
— Заработки… Велики наши заработки.
Яков Мохов наблюдал все это издали, прислушивался, присматривался, наконец и сам принял участие.
Он подошел к рыжебородому, маленькому, похожему на колдуна, старичонке:
— А почем картошка?
— Картошка? — переспросил тот, хитроумно взглянув на покупателя, и поскреб под бородой. — Картошка у меня серебрянка называется, не скороспелка. Прямо с гряды. Вот какая картошка-то… Сахар! Триста целковых мера.
— Дорого.
— Дорого? — опять переспросил старик сердито. — Зато в городе. Не хочешь, не бери.
— Как это не бери? Я есть хочу!.. Чего тебе картошка-то стоит… Грош она стоит. Мародер этакий.
— Стой, стой! Ты не лайся… Ну, ладно, взял я, скажем, триста рублей с тебя, — а что я на них могу купить? Ну-ка, скажи! Три фунта соли. Понял?
— Верно, верно!
Кругом загалдели, собиралась толпа.
— Вот рубаху сейчас купил! — крикнул парень. — Пятьсот рублей. А она греет, что ль? Ситец!
— Лошадь — тридцать тысяч! Колесо — две тыщи. Коса, уж на что коса и та шестьсот. Ха!
Яков Мохов улыбался, глаза его сверкали.
— Вот у тебя, я вижу, сапоги новые обуты, — задорно сказал старик колдун и подбоченился. — Во сколько их ценишь? В три тыши? А я кладу за них четыре рубля с полтиной, как до революции, а свою картошку — пятиалтынный мера. Это сколько же выходит? Тридцать мер? Так и есть… Вот получай тридцать мер да разувайся, ежели на то пошло! Желаешь?
— Ха-ха-ха! Разувайся, товарищ, разувайся! — подзуживали ротозеи.
— Заплачешь ведь! — возвышая голос, чтоб заглушить поднявшийся шум и хохот, говорил Яков Мохов. — Спятишься, старый хрен… Ведь тридцать мер, ежели по три сотни — девять тысяч выходит, а я три прошу. Взвоешь ведь!
— Кто, я? Ничего не взвою. Разувайся, и никаких!
— Не валяй ваньку-то! До старости лет дожил, а дурак.
— Может статься, и дурак, да не дурашней сына твово батьки.
— Ха-ха-ха!..
— А где у тебя картошка-то? У тебя и картошки-то полторы меры.
— Поедем. Живо накопаю. У меня две девки!
— Где ему? — подзуживали зеваки. — Он только бахвалится. Поди и сапоги-то не его, а для прогулу взял.
— Известно, не его! — подмигнул старик зевакам. — Ему и во сне-то не снилось таких собственных сапогов носить.
— Ишь, ишь закраснел как!
— Едем, черт тя дери, едем!! — крикнул взбешенный Яков Мохов и залез в телегу к старику.
Вышло чудно как-то и нелепо. Ну, для чего он продал сапоги? И куда ему тридцать мер картошки? Ему масла надо, крупы, яиц, хлеба.
Тьфу!.. Он с досадой посматривал на сутулую спину колдуна, на его хитрые, с прищуром, глаза, на клокастую рыжую, с сильной проседью бороду.