Генерал, опустив голову, часто мигал и чертил ложкой на скатерти квадратики. На коротко остриженной седой голове его блестела лысина, и вся фигура его с подергивающимися позлащенными плечами была несчастна. Мимишка с грустью смотрела на старика, и ее собачьи глаза покрылись влагой.
— Генерал, ваше превосходительство, — задушевно и тихо произнесла баронесса. — Ну, будет вам… Ну, расскажите мне что-нибудь веселенькое.
Генерал поднял смущенное, старое, как стоптанный сапог, лицо, взглянул на баронессу и, быстро отвернувшись, выхватил из кармана платок.
— Если б… если б… не вы… баронесса… — прерывистым шепотом начал он, затряс головой и уткнулся в платок.
— Ваше превосходительство… милый…
Генерал шумно высморкался и крикнул вдруг:
— Черти! Пардон, пардон… Тысячу раз пардон… Представьте, баронесса, они, черти, украли казенную печать!.. Бегут, бегут, бегут… Куда бегут, зачем?..
Печать, действительно, не отыскалась.
Вечером, при закрытых дверях, ротмистр Белявский вел разговор с генералом.
— Вы, ротмистр, слышали?
— О, да.
— Я совершенно сбился в ситуации событий: и прошлых, и в особенности будущих. А то, что совершается теперь…
— Разрешите, ваше превосходительство, пояснить, насколько я, так сказать…
— Пожалуйста, пожалуйста.
Генерал развалился с ногами на кушетке:
— Извините, ротмистр, но за последние дни я так… я так…
Ротмистр же сел на круглый табурет, как журавль на кочку. Он вынул платок, встряхнул его — запахло любимыми духами баронессы «Dolce mia» — и высморкался.
— Вот в чем дело, — начал он, — придется, фигурально выражаясь, танцовать от печки, от Бермонда. Я, конечно, ваше превосходительство, ничуть не претендую на непогрешимость, так сказать, своих…
— Я, ротмистр, слушаю.
— Пардон… Конечно, история со временем выяснит, ваше превосходительство, все те махинации союзников и немцев, все те явные и скрытые рычаги, всю ту закулисную карусель и неразбериху, которая…
— Кха!! — кашлянул, точно выругался генерал.
— Пардон, пардон, — звякнул ротмистр шпорами. — Во-первых, где корень наших неудач? В полковнике Бермонде. Неоспоримо. Этот неспособный тщеславный человечек вдруг вообразил себя Наполеоном и заявил, что он может выбить большевиков из Риги только во главе собственной западной армии, русской, конечно.
— Нахал! — прошипел генерал и швырнул окурок.
— Да. А германцам, в особенности графу Гольцу, это на руку: ах, пожалуйте, действуйте… И вы понимаете, ваше превосходительство, как этот самый Бермонд (он же князь Авалов, самозванный, конечно) отказался явиться к Юденичу, когда тот вызывал его? И вышло так, что Юденич, вместо того чтоб соединиться с силами Бермонда, предпринял наступление на Петроград один. А Бермонд двинулся на Ригу. Значит, силы разбились. И совершенно резонно Юденич объявил Бермонда изменником русского дела. И все это разыгралось под германскую дудочку графа Гольца: дернул граф нитку — Юденич на Питер двинулся, дернул другую — Бермонд в противоположную сторону пошел, на Ригу, дернул третью нитку — английский флот, вместо обстрела Кронштадта и Красной Горки, то есть вместо помощи Юденичу, направился в воды Рижского залива. А почему? Да очень просто, ваше превосходительство: германскому командованию важно было, чтоб наступление Юденича не удалось: освобождение Петрограда от красных банд с помощью союзников обозначало бы что? А то, что союзники укрепили бы этим самым свое влияние на русские дела и, конечно, имели бы не последний, если не первый голос в организации будущего правительства России.
— Подлецы… Мерзавцы…
— Но ведь вы, ваше превосходительство, насколько я осведомлен… Ведь ваша ориентация была…
— Что? Вы кончили?
— А во-вторых, — прищурил ротмистр левый глаз, — командный состав нашей армии…
— Что? Командный состав был плох? Вы кончили? — поднялся генерал и, загребая ногою, стал шагать по комнате. — А знаете что, ротмистр? Вы, простите, ничего нового, оригинального не сообщили мне. Я — боевой генерал и эту жвачку прекрасно знал и без вас. Поверьте. Вы кончили? Покойной ночи, ротмистр…
— Покойной ночи, ваше превосходительство… А что касается грядущих событий…
— Покойной ночи!
— Покойной ночи, ваше превосходительство…
— Покойной…
Ротмистр Белявский, поклонник вдовой баронессы, ночевал у нее в доме. Его комната, куда он завтра переселяется на жительство, рядом с ее спальней. Генерал же помещается в дальнем конце коридора. Он скучал эту ночь особенно сильно. Молился один, одинокий. И Нелли не пришла к нему. Николай Ребров тоже спал очень тревожно. Боролся во сне с каким-то чудовищами, кричал, стонал. В него вползала болезнь и, одуряя кровь, растекалась по всему телу.