Баронесса сдержанно смеется, баронесса смеется громко, баронесса помирает от хохота, на румяных ее щеках краска еще больше густеет, она грозит усыпанным бриллиантами мизинчиком и кричит красивым контральто чуть-чуть в нос:
— Вы, генерал, неисправимы!..
— Прелестно, прелестно, — приятным баритоном подхватывает ротмистр Белявский и слегка аплодирует холеными ладонями. — Ваше превосходительство, а ну-те еще что-нибудь… Вам этот жанр необычайно удается… Баронесса, разрешаете?
Хозяйка, прищуривая кокетливо глаз, кивает головой:
— Продолжайте, продолжайте, генерал.
Она через самовар бросает взгляд в трюмо и незаметным движением руки поправляет сбившуюся от хохота прическу.
Сыр, анчоусы, лафит, какао, анекдоты, хохот.
— А вы не думаете, ваше превосходительство, омолодиться в Париже? — весьма почтительно, но сплошь в зазубринах, звучит голос ротмистра. — Я прочел статейку… Поразительные эффекты… Наш соотечественник, доктор Воронов… Еврей, а Воронов… Странно… По крайней мере, так пишет «Фигаро»…
— Еврей?.. Ни за что!.. — утерев салфеткой губы, крикнул генерал. — А кроме того мне пришлось бы жениться на другой… Генеральша моя выходит в тираж, так сказать, в погашенье…
— Но ведь и ей можно омолодиться, — играя глазами, замечает хозяйка.
— К сожалению, баронесса… — щелкнул шпорами под столом ротмистр и чуть поклонился. — К сожалению, по некоторым физиологическим особенностям прекрасного пола, это невозможно.
— Да что вы?! — всплеснула она руками. — Ах, как жаль, — но тут же спохватилась. — Впрочем… это как будто преждевременно, — и обменялась сокровенным взглядом с ротмистром Белявским.
Ложась спать, генерал говорил горничной, приготовлявшей ему постель:
— А что, Нелли, ежели я омоложусь, и стану при генеральском чине мальчишкой-сорванцом, вы пошли бы за меня замуж?
— Я даже совсем не понимайт, что есть омолодиться, — оправляя подушки, сказала она.
— Ах, не понимайт? — ей в тон фистулой прогнусил генерал. — Приходить ко мне читать сегодня и ви пойметь…
Краснощекий ротмистр Белявский адъютантом при генерале теперь не состоял, его сменил прежний адъютант поручик Баранов, окончательно выздоровевший и окрепший в великолепном американском госпитале. Генерал этому рад: он любил Баранова за его прямоту, за русский дух, за высокие служебные качества. Был рад и Николай Ребров: поручик тоже нравился ему.
«Джентльмен… Но очень несчастный» — подумал про него юноша.
Ротмистр же Белявский весьма уютно устроился при баронессе. Что ему армия? Плевать ему на армию: баронесса достаточно богата, обворожительна, несмотря на свои тридцать восемь лет, и дала согласие быть его женой. Чихать ему на генерала, на этот старый лапоть ликвидированной армии. Ха! Армия!.. Чихать ему и на поручика Баранова, на этого длинноухого осла, преждевременно состарившегося мальчишку, который едва не врос корнями в милое, но легкомысленное сердце баронессы. Ха-ха! Пусть-ка она полюбуется на поручика Баранова теперь, после тифу… Красавчик… Бонвиван.
На самом же деле поручик Баранов далеко не был так безобразен, как это рисовалось ротмистру Белявскому. Напротив: он высок, осанист, строен, красивая гладко бритая голова в шелковой тюбетейке откинута назад, все тот же крепкий английский подбородок, все тот же строгий, чуть искривленный застывшим сарказмом рот.
Однажды, выбрав время, он вечером направился с визитом к баронессе.
Топился камин, Мимишка сорвалась с бархатной подушки и с серебряным звонким лаем кинулась на гостя, баронесса отложила книгу и кокетливо сказала:
— Ах!..
Между ними произошел такой разговор:
— Ах, как неделикатно с вашей стороны, поручик, приехать неделю тому назад и не показывать глаз.
— Простите, баронесса, но… мне хотелось вас застать одну.
— Ах, вот что?.. Ну, да, его нет… Разве его присутствие вас стесняет?
— А как вы думаете, баронесса?
— Затрудняюсь ответить. Во всяком случае, поручик, я вас должна предупредить, что ротмистр Белявский — мой жених.
— Простите, баронесса. Я пришел не поздравлять вас со столь блестящей партией. Я пришел откланяться и проститься с вами навсегда.
— Навсегда? — хозяйка вздохнула, опустила голову, нервно распахнула и сложила веер. Мимишка тоже вздохнула и звякнула бубенчиком.
— Поручик Баранов, вы сердитесь, вы неправы. Подойдите сюда, сядьте. Не хотите ли чаю?