— Скоро надо будет ехать в город.
— Вам надо по делам в Смоленск? — спросил Орест Германович.
— Нет, нам всем нужно ехать в Петербург. Да, это конечно…
— Но как же? — начал было Леонид Львович, но Ираида его прервала:
— А вот так же… очень просто. Август скоро кончается, и мы же не можем здесь зимовать. А насчет того, о чем ты беспокоишься, так это решительно все равно, где ждать, в каком месте. А ведь что же мы и делаем? только ждем. И если все вернутся к своим обычным занятиям, ждать будет легче.
— Чего же ждать? новых огорчений, новых страданий?
— Хотя бы и этого.
— Я не знаю, буду ли я в состоянии опять повторять их.
— А помнится, кто-то говорил — как прекрасны бывают люди, всегда знающие, что нужно делать, всегда благостно спокойные, без всякой мертвенности.
— Да. Но я не такой, и люди, живущие со мною, еще менее приближаются к этому. Может быть, и я мог бы достичь этого состояния, но теперь я еще не такой. Я очень слабый и неуверенный человек. Так как же можно меня пускать таким опять в тревоги и сомнения?
Ираида Львовна встала с своего места и, подойдя к брату, сказала ему тихо:
— Насколько я могу, я постараюсь тебе помочь, и потом та, о которой ты думаешь, она поможет тебе и сделает так, чтобы всем было хорошо, или, если этого нельзя, то чтоб тебе-то было хорошо.
Леонид Львович поцеловал руку сестры и сказал:
— Благодарю тебя за то, что ты так думаешь!
— Да, я так думаю!
— И ты веришь, что она может это сделать?
— Я слишком мало ее знаю, но думаю, что она захочет это сделать.
Орест Германович встал и незаметно вышел в сад.
— Как ты меня утешила, сестра! Теперь я снова могу ждать, что бы ни случилось. Я спокойно уеду и постараюсь быть таким, как нужно, потому что буду знать, что у меня есть помощь. Мне кажется, что теперь, после того, как ты мне это сказала, ее письма будут действовать на меня еще сильнее, еще лучше.
— Да, да. Но не следует забывать и жены твоей. Если будет нужно тебе или ей, вы, конечно, можете расстаться, даже навсегда, но теперь, покуда, ты ее не должен выбрасывать ни из сердца, ни из мыслей.
— Да, конечно, сестра. Тебе может показаться странным, что я скажу, но я люблю и ее, Лелечку. Ты, конечно, знаешь, как я ее любил, но и теперь это не прошло, явись она сейчас…
— Ну, что же бы ты сделал, явись она сейчас? — раздался чей-то голос за спиной Леонида Львовича, и, обернувшись, он увидел, что, опершись рукою о косяк, в дверях стояла сама Елена Александровна. Так как все молчали, она повторила свой вопрос менее уверенно:
— Но вот я и явилась, что ж ты будешь делать? Леонид продолжал смотреть на нее во все глаза.
— Лелечка, откуда ты взялась? — спросила Ираида Львовна.
Елена Александровна отделилась от двери и начала быстро:
— Боже мой, да вы, кажется, не на шутку встревожены? А я скрывалась у Полаузовых и просила не говорить, что я там. Это, конечно, очень легкомысленно, может быть, глупо, мне хотелось… мне хотелось… ну, я сама не знаю, чего мне хотелось. Ах да, именно мне и хотелось, чтоб вы были встревожены и почувствовали мое отсутствие, чтоб ты, Леонид, лучше меня оценил, полюбил сильнее. Но что же, господа, вы такие надутые? вы на меня сердитесь? это, конечно, ребячество, то, что я сделала, но не будьте такими буками. Ну, посудите сами: я возвращаюсь в родительский дом, к семейному очагу, мне так весело, так приятно вас видеть, а вы хмуритесь. Ведь так, пожалуй, и я скоро скисну, у нас это скоро, милости просим.
— Лелечка, где ты была? — спросила Ираида Львовна.
— Я же вам говорю, что у Полаузовых… Если не верите, пошлите к ним, спросите. И, знаете, я поступила вовсе не так глупо. За эти дни я очень подружилась с Соней, это прекрасная девушка.
— Соня-то прекрасная девушка, я знаю, а все-таки не очень хорошо делать такие выходки.
— Ну, а ты, Леонид? так ничего и не скажешь, не поцелуешь меня? Неужели ты хочешь, чтоб я подумала, что за эти дни, вместо того чтоб полюбить меня сильнее, ты стал совсем каким-то бесчувственным, — и Лелечка, сама подойдя к мужу, обняла его и крепко прижалась. Леонид тихо гладил ее по голове, как будто они мирились после ссоры. Наконец Лелечка спросила:
— Отчего же вы одни? или милейшая Полина Аркадьевна и Пекарские уехали?
— Орест Германович в саду, — ответила Ираида Львовна.
— А Полина?
— Полина Аркадьевна уехала в город.
— Что же она так скоро?
— Не знаю, дела какие-то отозвали.
— А что же ты не спросишь о Лаврике? или ты думаешь, что это мне может быть неприятно? — сказал Леонид Львович.
— Нет… отчего я буду думать, что это тебе неприятно? Так просто, не успела спросить, потому что Полина меня больше интересовала… Если тебе угодно, я спрошу. Ну, вот: а где же Лаврик?
— В том-то и дело, что этого никто не знает, где он. Лелечка весело рассмеялась:
— Как так никто не знает? это уж слишком романтично. Куда же он мог деваться?
— Отчего ты, Лелечка, смеешься? Лаврик, действительно, пропал. Мы все себе головы поломали, думая, куда он мог деться. Мы даже думали…
Но Елена Александровна не дала докончить мужу:
— Но ведь это же прелестно! что же, наши «Затоны» какой-то таинственный замок, или Лаврик повторяет «страдания молодого Вертера»? Признаться, от него я этого не ожидала. Я думаю, вы просто хотите меня заинтересовать и сочинили это таинственное исчезновение сейчас, на месте!
— Но отчего ты, Лелечка, не веришь этому? Или ты что-нибудь знаешь?
— Я знаю о Лаврике Пекарском? какие глупости! Да откуда же мне знать?
— Ты же вот пропадала без вести, оказывается, сидела у Полаузовых; может быть, он тоже там?
— Послушай, Леонид, нельзя же иметь такое скверное воображение! Неужели я такая идиотка, что, если бы даже Лаврик был моим любовником, стала бы скрываться с ним у всех на виду в почтенном семействе?
— В таких случаях ты обыкновенно ездишь в Ригу к сестре.
— Ты совершенно прав. В подобных случаях я езжу в Ригу.
Леонид Львович хотел что-то возразить, но Ираида Львовна, тихо подойдя, положила ему руку на плечо и не спеша сказала:
— Леонид, не надо. Сейчас не надо. Вспомни, что мы не только даем тебе помощь, но и останавливаем, и подумай об той, мысли о которой дают тебе радостные силы.
Леонид Львович молча поцеловал руку сестре. Елена Александровна наблюдала эту сцену с насмешливой улыбкой и, наконец, проговорила:
— Да я вижу, что у вас здесь много перемен и все в сторону какого-то таинственного романтизма. Исчезнувший юноша, какая-то таинственная «она», мысли о которой дают радость, быстрые отъезды друзей. Не хватает только вампиров и ритуального убийства. Но, милые мои…
Тут вдруг Лелечка взглянула в открытую дверь и насмешливая улыбка перешла у нее в самый беспечный смех.