Вошел полковник Логинов.
Логинов. Здравствуйте. Накурили — топор вешай. Доктор, что вы скажете?
Кондаков. Пуля попала в плечо. Кость не задета. Пулю извлекли.
Логинов. Какое оружие?
Ситник. Немецкий «парабеллум».
Логинов. Ты не ошибся? Оружие надежное. Что же он промахнулся?.. Рука старая стала… Товарищ Кондаков, что будем делать?
Косавец. Считаю своим долгом сообщить вам, что коллега Кондаков отстранен от лечения больного Короткевича.
Кондаков. Да, это правда. Кроме того, я сегодня подаю заявление об уходе.
Логинов. Вот это новости. А в чем причина?
Кондаков. Ну, причин много, и они не входят в вашу компетенцию.
Косавец. Причина одна: коллега Кондаков пытался применить методику, которая могла бы привести к летальному исходу. К смерти больного.
Логинов. Пытался? Почему же не применил?
Косавец. Потому что общественность больницы распознала эту авантюру и проявила…
Логинов. Бдительность?
Косавец. Вот именно. Это слово я и искал.
Логинов. Выходит, что Короткевича пытались убить дважды? Вы это хотели сказать? Сначала доктор Кондаков, а потом вот этот, с «парабеллумом»? Так?
Косавец. Выходит, так.
Логинов. Вы могли бы это доказать?
Косавец. Вот главврач наш, она подтвердит.
Чуприкова. Ничего я не подтверждаю. Когда вы, Лев Михайлович, каждый день бегали ко мне в кабинет и интриговали против Кондакова, я могла понять причину. Но сегодня, в присутствии… посторонних… так все извратить…
Косавец. Я, как честный…
Логинов. Извините. Кондаков, что же вы молчите? Вас обвиняют Бог знает в чем, а вы сидите, как посторонний!
Кондаков. Я устал…
Логинов. Разве можно быть к своей собственной судьбе настолько безучастным?
Кондаков. Мне все равно. Я уезжаю.
Логинов. Ну и правда, сумасшедший дом! Никуда вы не уезжаете. Возбуждено дело о попытке убийства, и до окончания следствия вы обязаны остаться здесь. Просто поразительно, как вы мягкотелы! Хотел бы я на вас взглянуть, Рем Степанович, в другие времена! Что касается вас, доктор Косавец, то я вам не верю ни на грош! Не верю в то, что Кондаков намеревался убить Короткевича.
Косавец. Я не в том смысле выразился…
Логинов. Нет, в том, в том. Я вас прекрасно понял. Выбор методики, борьба школ — это ваши дела. А вот кто кого убить хотел — это уж моя епархия. Тем более что я знаю, кто хотел убить Короткевича.
Косавец. Надеюсь, не я?
Логинов. Такими вещами не шутят. Теперь я попрошу остаться вас, Рем Степанович, и главного врача.
Лариса и Косавец поднялись и пошли на выход.
Лариса. Я могу высказать свое мнение по поводу случившегося?
Логинов. Да, пожалуйста, только покороче.
Лариса. Спасибо. (Подошла к Косавцу и влепила ему пощечину. Ушла.)
Косавец. Я подаю заявление об уходе.
Логиков. Ну и порядки у вас! Это что — медсестра ваша?
Чуприкова. Ударник комтруда.
Косавец ушел.
Логинов. В Короткевича стрелял человек, которому стало известно о ваших опытах. Весьма возможно, что стрелявший лично заинтересован в том, чтобы Короткевич молчал. А слух о том, что городская знаменитость, великий немой, может заговорить, мог попасть к преступнику самым разным путем. Персонал больницы рассказывал, артист, с которым вы работали…
Кондаков. А этого… ищут?
Логинов. Ищут, и очень активно. Доктор, вопрос к вам: как долго может продлиться процесс лечения?
Чуприкова. Сказать трудно. За двадцать с лишним лет никакого прогресса, а теперь…
Кондаков. Между прочим, и правда — в тупике.
Логинов. Ну, в общем, постарайтесь. Ваш Короткевич, видно, знает то, чего не знает никто. Вот в чем дело. Ну, успеха вам.
Логинов и Ситник ушли.
Чуприкова. Рем Степанович, я не отказываюсь ни от чего, что вам говорила. Но думаю, что вам следует продолжать свою работу. Я возьму на себя его сестру, Воеводину: испрошу разрешения.
Кондаков. Это я понимаю. Нехорошо вышло со Львом Михайловичем.
Чуприкова. Нехорошо. Да и Лариса… Что за распущенность? Неужели нельзя было словами?
Кондаков. Я чертовски устал. Сколько времени, Лидия Николаевна?
Чуприкова. Половина восьмого. Домой идти уже поздно.
Кондаков. У меня мелькнула одна мыслишка… когда Ситник говорил. Минутку… Мы вошли. Он вертел в руках эту пулю, сказал, что немецкий «парабеллум». Потом заговорил об Иисусе Христе? Да?
Чуприкова. Вроде так. Я спросила его, зачем фашисты заводили патефон…
Кондаков. Да-да! Патефон! Патефон или работающий под окном грузовик. Патефон… что они заводили? Ну уж, конечно, не «Катюшу». Что-то свое. А может, и «Катюшу»… У Короткевича бы спросить.
Чуприкова. Дался вам этот патефон! Вообще во все это я не верю. Я вводила Короткевичу инсулин — полный курс! Все бесполезно…
Кондаков. Я читал в истории болезни.
Чуприкова. А я думаю вот что: если у нас ничего не получится — может быть, вы броситесь в ноги к академику Марковскому? Вряд ли он вам откажет.
Кондаков. В ноги? В ноги — можно, но он станет делать то же, что и я.
Чуприкова. Ну, время покажет. Пойду хоть на полчасика прилягу. Рем Степанович, ну что будем делать с польской мебелью?
Кондаков. Брать!
Чуприкова. Правда?
Кондаков. Правда.