Мой ложный шаг — следовало настоять на том, чтобы издательство своевременно договорилось с переводчиками — и вина Горнфельда, извратившего в печати весь мой писательский облик, — несоизмеримы. Избранный им путь нецелесообразен и мелочен. В нем такое равнодушие к литератору и младшему современнику, такое пренебрежение к его труду, такое омертвение социальной и товарищеской связи, на которой держится литература, что становится страшно за писателя и человека.
Дурным порядкам и навыкам нужно свертывать шею, но это не значит, что писатели должны свертывать шею друг другу».
На это Горнфельд ответил письмом, не опубликованным, но разошедшимся в списках, где говорилось: «Но Мандельштам до такой степени потерял чувство действительности, что, совершив по отношению ко мне некоторые поступки, в которых ему пришлось потом «приносить извинения», меня винит в том, что я нарушил его покой. Я не хотел и не хочу от него ничего: ни его извинений, ни его посещений, ни его волнений... Если скандал и произошел, то это очень хорошо: «явочному порядку» положен некоторый предел. Это должен приветствовать и Мандельштам: это избавит его от сходных «ложных шагов» и неизбежно связанных с ними нарушений его покоя» (ЦГАЛИ, ф. 155, oп. 1, ед. хр. 584, л. 21 — 22). Тем не менее, как явствует из ответа А. Г. Горнфельда на запрос Всероссийского Союза писателей в связи с обращением В. Н. Карякина, Горнфельд добивался «только гласности и суда общественного мнения и потому совершенно удовлетворен той оглаской, которую получило дело» (там же, л. 25). Однако делу не дано было заглохнуть. После того как Мандельштам 7 апреля 1929 г. выступил в «Известиях» со статьей «Потоки халтуры», где охарактеризовал положение с переводной литературой как катастрофическое и предложил целый ряд мер по его исправлению, в ЛГ 7 мая 1929 г. появился фельетон Д. Заславского «О скромном плагиате и развязной халтуре», этот, по выражению Е. Б. и Е. В. Пастернак, «классический образец неуязвимой инсинуации. Он начинается описанием элементарного плагиата, кончившегося привлечением виновного в Киеве к уголовной ответственности. В отличие от этого «скромного плагиата», развязная деятельность литератора, редактирующего чужое произведение, судебно не наказуема. Эта так называемая халтура, по мнению Заславского, — тот же плагиат. Кто же осуждает развязную халтуру? Это делает Мандельштам, требующий в своей статье суда над халтурщиками. В третьей части фельетона Заславский с помощью цитат из Горнфельда характеризует Мандельштама как пример недобросовестности, осуждаемой самим Мандельштамом. В заключение описывается воображаемый суд Мандельштама-критика над Мандельштамом-редактором. Таким образом, ловкой шулерской передержкой Заславский обращает критику издательского дела в целом, за которую ратовал Мандельштам, на самого Мандельштама» (Память. Вып. 4. М., 1979, — Париж, 1981, с. 308).
В следующем номере ЛГ (13 мая) были помещены письма в редакцию, — во-первых, самого Мандельштама, где, в частности, говорится: «Опубликование же всякого рода заведомо ложных, неполных, неточных или подтасованных сведений, а также порочащих человека немотивированных сопоставлений называется клеветой в печати. Так называется поступок со мной гр. Заславского...», а во-вторых, письмо в защиту Мандельштама, подписанное 15 известными писателями (К. Зелинский, В. Иванов, Н. Адуев, Б. Пильняк, М. Козаков, И. Сельвинский, А. Фадеев, Б. Пастернак, В. Катаев, К. Федин, Ю. Олеша, М. Зощенко, Л. Леонов, Л. Авербах и Э. Багрицкий). Д. Заславский ответил новым «Письмом в редакцию», где полностью процитировал «Переводческую стряпню» А. Г. Горнфельда, а также некое частное письмо Мандельштама, где тот просил у Горнфельда снисхождения и предлагал ему деньги — во избежание огласки (ЛГ, 1929, 20 мая). Одновременно дело было передано в Конфликтную комиссию ФОСП (Федерации объединений советских писателей), занявшую сначала примирительную, а затем враждебную по отношению к Мандельштаму позицию; разбирательство переросло со временем в форменную травлю поэта, несмотря на то что Московский губсуд отказал В. Н. Карякину в его иске к ЗиФу и Мандельштаму на том основании, что мандельштамовская обработка «является совершенно самостоятельным произведением» (Вечерняя Москва, 1929, 17 июня). 5 июля Д. Заславский печатает в «Правде» новую статью против Мандельштама («Жучки и негры»), где описывалась эксплуатация одних писателей («негров») другими («жучками»). Созданная ФОСП Комиссия для разбора обвинений, предъявленных Мандельштаму «Литгазетой», вырабатывает свое заключение лишь в декабре 1929 г., признав ошибочность публикации фельетона Д. Заславского и одновременно моральную ответственность Мандельштама.