Эти воспоминания приходили мне на ум, и мне стало ясно, что раз голос дядюшки доносился до меня, то между нами не было преграды. Следуя за звуком, я должен был неизбежно дойти до своих спутников, если силы мне не изменят. Я встал.
Я скорее полз, чем шел. Спуск был довольно крутой. Я стал соскальзывать вниз.
Вскоре быстрота, с которой я спускался, увеличилась в ужасающей степени, мне угрожало настоящее падение. У меня не хватало силы остановиться.
Вдруг земля исчезла из-под моих ног. Я чувствовал, что лечу вниз, подскакивая на неровностях отвесной галереи - настоящего колодца! Я ударился головой об острую скалу и лишился чувств.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Когда я снова пришел в себя, вокруг стояла полутьма, я лежал на земле, на мягких одеялах. Дядюшка сидел возле меня, стараясь уловить в моем лице признаки жизни. Услыхав мой вздох, он схватил меня за руку. Поймав мой взгляд, он вскрикнул от радости.
- Он жив! Он жив! - закричал дядюшка.
- Да, - произнес я слабым голосом.
- Дитя мое, - сказал дядюшка, прижимая меня к своей груди, - вот ты и спасен!
Тон, каким он произнес эти слова, глубоко тронул меня, а еще более меня растрогали его заботы. Но какие же понадобились испытания, чтобы вызвать у профессора такое излияние чувств!
Подошел Ганс. Когда он увидел, что дядюшка держит мою руку в своих руках, смею утверждать, что в его глазах мелькнуло выражение живейшей радости.
- God dag, - сказал он.
- Здравствуй, Ганс, здравствуй, - прошептал я. - А теперь, дорогой дядюшка, объясните мне, где мы находимся.
- Завтра, Аксель, завтра! Сегодня ты еще слишком слаб. Я обложил твою голову компрессами, лежи спокойно! Усни, мой мальчик, а завтра ты все узнаешь.
- Но скажите хотя бы, - продолжал я, - который час и какое сегодня число?
- Одиннадцать часов вечера; сегодня воскресенье, девятое августа, а теперь я запрещаю тебе говорить до завтрашнего дня.
Действительно, я был очень слаб, и глаза мои закрывались сами собой. Мне нужно было хорошенько выспаться, и я заснул с той мыслью, что моя разлука со спутниками продолжалась четыре долгих дня.
Проснувшись на следующее утро, я стал осматриваться. Мое ложе, устроенное из наших дорожных одеял, помещалось в гроте, украшенном великолепными сталактитами и усыпанном мелким песком. В гроте царил полумрак. Ни лампы, ни факелы не были зажжены, а все же извне, сквозь узкое отверстие, в грот проникал откуда-то слабый свет. До меня доносился плеск воды, точно волны во время прибоя набегали на берег, а порою я слышал свист ветра.
Я спрашивал себя, действительно ли я проснулся, не грежу ли я во сне, не пострадал ли мой мозг при падении, не начинаются ли у меня слуховые галлюцинации? Но нет! Зрение и слух не могли обманывать меня!
«Да ведь это луч дневного света проникает через расщелину в скале! - думал я. - А плеск волн? А ветер? Неужели я ошибаюсь? Неужели мы слова вышли на поверхность Земли? Неужели дядюшка отказался от своей затеи, или он довел дело благополучно до конца?»
В моем мозгу теснилось множество вопросов, но тут подошел профессор.
- Здравствуй, Аксель, - сказал он весело. - Я готов держать пари, что ты хорошо себя чувствуешь!
- О да, - сказал я, приподнимаясь.
- Так и должно быть, потому что ты спал спокойно. Ганс и я поочередно дежурили ночью подле тебя и видели, что дело заметно идет на поправку.
- Верно, я чувствую себя вполне здоровым и в доказательство окажу честь завтраку, которым, вы накормите меня.
- Тебе следует поесть, мой мальчик! Лихорадка у тебя уже прошла. Ганс натер твои раны какой-то мазью, составляющей тайну исландцев, и они необыкновенно быстро затянулись. Что за молодчина наш охотник!
Разговаривая со мною, дядюшка приготовил для меня кое-какую пищу; я накинулся на нее с жадностью, несмотря на его увещания быть осторожнее. Я забрасывал дядюшку вопросами, на которые он охотно отвечал.
И тут я узнал, что упал я как раз в конце почти отвесной галереи; а поскольку меня нашли лежащим среди груды камней, из которых даже самый маленький мог раздавить меня, то, значит, часть скалы оборвалась вместе со мною, и я скатился прямо в объятия дядюшки, окровавленный и без чувств.
- Право, - сказал он, - достойно удивления, что ты не убился. Но, ради бога, не будем; впредь разлучаться, иначе мы потеряем друг друга.
«Не будем больше разлучаться!» Так, значит, путешествие еще не кончилось? Я вытаращил глаза от удивления.
Дядюшка тотчас же спросил:
- Что с тобой, Аксель?
- Я желал бы предложить вам вопрос. Вы говорите, что я здоров и невредим?