– Мы что, двужильные, что ли? – спросил Митька.
Он уже не ждал от девушки «фокусов», он боялся, что она уговорит плотников остаться на ночь. Пятеро других стояли нахмурившись.
– Товарищи!.. – опять начала Леля.
– Да что «товарищи»! – обозлился Митька. – Тебе ж сказали: не останемся… – Митьке позарез нужно было быть вечером в клубе.
– Эх, вы!.. – сказала Леля и неожиданно для себя заплакала. – Люди стоят, машины стоят… их ждут… а они… – говорила Леля, слезая с парома. Она вытирала ладошкой слезы, сердилась на себя, не хотела плакать, а слезы все катились: она очень устала сегодня, изнервничалась с этим паромом.
Плотники растерянно смотрели на тоненькую девушку в узкой юбке. Она отвязала лодку и, неумело загребая веслами, поплыла к берегу.
– Ты, Митька, балда все-таки, – сказал бригадир. – Дубина просто.
– Он шибко грамотный стал, – поддакнул один из плотников. – Вымахал с версту, а умишка ни на грош.
Митька насупился, скинул рубаху, штаны и полез молчком в воду – надо было обмерить пролом в боку баркаса, чтобы заготовить щит-заплату. Остальные тоже молча взялись за топоры.
На берегу Лелю встретил председатель Трофимов.
– Чего они там? – встревожился он, увидев заплаканную Лелю. – Небось лаяться начали?
– Да нет! – Леля выпрыгнула из лодки. – Попросила их… В общем, ну их! – Леля хотела идти в деревню.
Трофимов осторожно взял ее за тоненькую руку, повел обратно к лодке.
– Поедем. Не переживай… Попросила остаться их?
– Да.
– Сейчас поговорим с ними… останутся. Я еще трех плотников нашел. К утру сделаем.
Леля посмотрела в усталые умные глаза Трофимова, села в лодку, тщательно вытерла коротким рукавом кофты заплаканные глаза.
Трофимов подгреб к парому, первым влез на него, потом подал руку Леле.
Плотники старательно тесали желтые пахучие брусья. Только бригадир воткнул топор в кругляш и подошел к председателю.
– Ну что тут? – спросил Трофимов.
– Ночь придется прихватить, – сказал старик, сворачивая папироску.
– Я еще троих вам подброшу. К утру надо сделать, черт его… – Председатель для чего-то потрогал небритую щеку, протянул руку к кисету бригадира.
Леля смотрела на бригадира, на плотников, на их запотевшие спины, на загорелые шеи, на узловатые руки. И опять ей захотелось плакать – теперь от любви к людям, к терпеливым, хорошим людям. Она взяла сухую, горячую руку бригадира и погладила ее. Бригадир растерялся, посмотрел на Лелю, на председателя, сказал:
– Это… Ну, ладно. – И пошел к своему месту.
– Ничего, – сказал Трофимов, внимательно глядя на папироску, которую скручивал.
Митька Воронцов фыркал в воде у баркаса, кряхтел, плевался.
– Ты чего? – спросил бригадир. – Чего не вылезаешь-то? Обмерил?
– Обмерил, – сердито ответил Митька.
– Ну?
– Чего «ну»?
– Вылезай, чего ты!
– Да тут… трусы спали, заразы. Кха!..
Кто-то из плотников хихикнул. Все выпрямились и смотрели на Митьку.
– Это тебя бог наказал, Митька.
Митька нырнул, довольно долго был под водой, вынырнул и стал отхаркиваться.
– Нашел?
– Найдешь… кхах…
– Значит, уплыли.
– Вот история-то! – сказал бригадир и оглянулся на Лелю.
– Я отвернусь, а он пусть вылезает, – предложила Леля.
– Митька!
– Ну!
– Она отвернется – лезь!
Митька вылез, надел брюки и взялся за топор.
Опять на пароме застучали восемь топоров, и стук их далеко разносился по реке.
К утру паром починили.
Когда огромное веселое солнце выкатилось из-за горы, паром подошел к берегу.
На палубе сидели плотники, курили (бригаде нужно было сплавать разок на ту сторону, чтобы посмотреть, как ведет себя паром с грузом). Кое-кто отмывался, доставая ведром воду, бригадир, свесив голову через люк, смотрел в баркас, председатель (он оставался всю ночь на пароме) оттирал с колена смолистое пятно. Митька Воронцов спал, вольно раскинув руки и ноги. Леля сидела с блокнотом у борта, грызла карандашик и смотрела, как всходит солнце.
На той стороне выли стартеры, урчали, кашляли, чихали моторы, переговаривались шоферы. Голоса их были густые со сна, отсыревшие… Они громко зевали.
«Это было грандиозно! – начала писать Леля. – Двенадцать человек, вооружившись топорами…» Она зачеркнула «вооружившись», подумала и выбросила все начало. Написала так: «Это была удивительная ночь! Двенадцать человек работали, ни разу не передохнув…» Подумала, вырвала лист из блокнота, смяла и бросила в реку. Начала снова: «Неповторимая, удивительная ночь! На отмели, на камнях, горит огромный костер, освещая трепетным светом большой паром. На пароме двенадцать человек…» Леля и этот лист бросила в реку.