– Теперь проиграл, – с досадой сказала Настя.
– Занимайся своим делом! – обиделся Гена. – Нельзя же так, в самом деле. Отойди!
– А еще инженер. – Настя встала и пошла к своему месту.
– Это уже… неостроумно. При чем тут инженер-то?
– «Боюсь ему понравиться-а», – запела Настя и ушла в глубь библиотеки.
– Женский пол, – к чему-то сказал Пашка.
Инженер спутал на доске шашки, сказал чуть охрипшим голосом:
– Я проиграл.
– Выйдем, покурим? – предложил Пашка.
– Пойдем.
В сенях, закуривая, инженер признался:
– Не понимаю: что за натура? Во все обязательно вмешивается.
– Ничего, – неопределенно сказал Пашка. – Давно здесь?
– Что?
– Я, мол, давно здесь живешь-то?
– Живу-то? Второй месяц.
– Жениться хочешь?
Инженер с удивлением глянул на Пашку.
– На ней? Да. А что?
– Ничего. Хорошая девушка. Она любит тебя?
Инженер вконец растерялся.
– Любит?.. По-моему, да.
Помолчали. Пашка курил и сосредоточенно смотрел на кончик сигареты. Инженер хмыкнул и спросил:
– Ты «Капитал» действительно читаешь?
– Нет, конечно. – Пашка небрежно прихватил губами сигаретку – в уголок рта, сощурился, заложил ладони за поясок, коротким, быстрым движением расправил рубаху. – Может, в кинишко сходим?
– А что сегодня?
– Говорят, комедия какая-то.
– Можно.
– Только это… пригласи ее… – Пашка кивнул на дверь библиотеки, нахмурился участливо.
– Ну а как же! – тоже серьезно сказал инженер. – Я сейчас зайду к ней… поговорю…
– Давай, давай!
Инженер ушел, а Пашка вышел на крыльцо, облокотился о перила и стал смотреть на улицу.
…В кино сидели вместе все трое. Настя – между инженером и Пашкой.
Едва только погасили свет, Пашка придвинулся ближе к Насте и взял ее за руку. Настя молча отняла руку и отодвинулась. Пашка как ни в чем не бывало стал смотреть на экран. Посмотрел минут десять и опять стал осторожно искать руку Насти. Настя вдруг придвинулась к нему и едва слышно шепнула на ухо:
– Если ты будешь распускать руки, я опозорю тебя на весь клуб.
Пашка моментально убрал руку.
Посидел еще минут пять. Потом наклонился к Насте и тоже шепотом сказал:
– У меня сердце разрывается, как осколочная граната.
Настя тихонько засмеялась. Пашка опять начал искать ее руку. Настя обратилась к Гене:
– Дай я пересяду на твое место.
– Загораживают, да? Эй, товарищ, убери свою голову! – распорядился Пашка.
Впереди сидящий товарищ «убрал» голову.
– Теперь ничего?
– Ничего, – сказала Настя.
В зале было шумно. То и дело громко смеялись.
Пашка согнулся в три погибели, закурил и стал торопливо глотать сладкий дым. В светлых лучах отчетливо закучерявились синие облачка. Настя толкнула его в бок:
– Ты что?
Пашка погасил папироску… Нашел Настину руку, с силой пожал ее и, пригибаясь, пошел к выходу. Сказал на ходу Гене:
– Пусть эту комедию тигры смотрят.
На улице Пашка расстегнул ворот рубахи, закурил. Медленно пошел домой.
Дома, не раздеваясь, прилег на кровать.
– Ты чего такой грустный? – спросил Ермолай.
– Да так… – сказал Пашка. Полежал несколько минут и вдруг спросил: – Интересно, сейчас женщин воруют или нет?
– Как это? – не понял Ермолай.
– Ну как раньше… Раньше ведь воровали?
– А-а! Черт его знает! А зачем их воровать-то? Они и так, по-моему, рады, без воровства.
– Это конечно. Я так просто, – согласился Пашка. Еще немного помолчал. – И статьи, конечно, за это никакой нет?
– Наверно. Я не знаю, Павел.
Пашка встал с кровати, заходил по комнате. О чем-то сосредоточенно думал.
– «В жизни раз бывает восемна-адцать лет», – запел он вдруг. – Егорыч, на́ рубаху. Сэнк-ю!
– Чего вдруг?
– Так. – Пашка скинул вышитую рубаху Прохорова, надел свою. Постоял посреди комнаты, еще подумал. – Сфотографировано, Егорыч!
– Ты что, девку какую-нибудь надумал украсть? – спросил Ермолай.
Пашка засмеялся, ничего не сказал, вышел на улицу.
Была сырая темная ночь. Недавно прошел хороший дождь, отовсюду капало. Лаяли собаки. Тарахтел где-то движок.
Пашка пошел в РТС, где стояла его машина.
Во дворе РТС его окликнули.
– Свои, – сказал Пашка.
– Кто свои?
– Холманский.
– Командировочный, что ль?
– Ну.
В круг света вышел дедун сторож, в тулупе, с берданкой.
– Ехать, что ль?
– Ехать.
– Закурить имеется?
– Есть.